РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Ведение дневников ленинградцами поначалу даже поощрялось партийным начальством. Но затем был введен негласный ценз: вся страна работала на пропаганду, правду жизни приходилось замалчивать. Фрейденберг описывала неприглядные вещи: блокадный быт, отсутствие транспорта, «черные» рынки, каторжное рытье окопов, дежурство в домах и смазывание чердаков огнеупорным составом на случай пожара, налеты и обстрелы, кражи карточек, мертвые тела на лестницах, каннибализм, перечни цен на продукты питания и норм выдачи, сделанные с тщательностью ученого-антрополога и с яркой образностью талантливого писателя. «Осада человека» завершается критическим анализом эффективности работы городских служб и советской государственной машины в целом.

Докладчик отмечает, что рытье окопов при подготовке к осаде, куда принудительно сгоняли и женщин, и мужчин, Фрейденберг считала краеугольным камнем последующих бедствий. На этих работах истощенные люди массово погибали от дизентерии и непосильного труда, а позже в окопах расположились немцы. Зашивание досками окон на первых этажах тоже оказалось бессмысленным, потому что не спасало от осколков снарядов, а лишь отбирало у горожан дополнительно силы и средства.

«Председателем Исполкома депутатов и трудящихся имел несчастье быть некто Попов, гоголевско-щедринская фигура, - говорится в записках. - Это он в трагические для города моменты издавал одно распоряжение бездарнее и глупее другого. Когда в городе не было воды, он приказывал бесперебойно обслуживать население кипятком и завозить по домам кипятильники». Автор задается вопросом, кто безжалостнее – те ли, кто запер живых людей в ящик смерти, или те, кто стрелял и убивал.

Не только родственники, но и книги Фрейденберг подвергались аресту, но это не лишило ее намерения вести записи: «Я к ним [запискам] вернулась, готовая преодолеть самые кровоточащие травмы, чтоб только донести до чернил и бумаги рассказ о сталинских днях. Это — мой посильный протест против удушенья человека».

В завершение Наталья Костенко выразила уверенность в том, что решение профессора Фрейденберг подготовить собственный архив при жизни, включив в него помимо неопубликованных работ свои воспоминания в качестве научной биографии, в ответ на развернувшееся после войны жесточайшее идеологическое давление («кампания по борьбе с космополитизмом», разгром Ленинградского университета и созданной Фрейденберг кафедры), следует рассматривать именно через призму блокадных тетрадей.