В статье В.И. Тюпы «Творчество как явление культуры», которая открывает раздел «Теория литературы», идет речь о сакральной природе творчества, которое на протяжении многих веков соотносилось с божественной инстанцией (в отличие от ремесленного мастерства, доступного человеку). Теоретическая категория творчества рассматривается в диахронии ее осмысления и культивирования. Ключевая роль в истории художественного творчества принадлежит философской эстетике (А. Баумгартен, И. Кант, Ф. Шеллинг и др.), совершившей открытие творческой природы «высокого» искусства. На фундаменте этого открытия в сфере художественного письма сформировалась т.н. классическая художественность, категорически отделяемая от легковесной беллетристики и иллюстративно-образной публицистики. Исторический кризис культурообразующей (начиная с эпохи Гёте и романтиков) эгоцентрической ментальности на рубеже XIX и ХХ веков проявляется, в частности, и как разочарование в творческой виртуальности воображенных миров, как кризис эстетического творчества, вступающего в период девальвации и деградации. В статье указываются две ветви утраты творческого аспекта художественного письма: социалистический реализм и авангардизм, перерастающий в постмодернизм. Однако, если рассматривать творчество не как азартную игру в поисках удачи (бестселлера), но как одну из форм человеческого существования, одну из ноосфер личностной самореализации – наряду с трудом, познанием, нравственностью, – то следует признать, что творчество существовало в культуре задолго до его открытия эстетикой (в том числе дорефлективное творчество, продуктами которого явились первобытные мифы) и продолжает существовать в наше время, хотя и утратив корректное теоретическое осмысление.
В статье С.А. Дубровской и О.О. Осовского «О маргиналиях М.М. Бахтина на страницах "Поэтики сюжета и жанра" О.М. Фрейденберг. Часть 1», которая продолжает раздел теории, внимание саранских ученых сосредоточено на анализе помет, сделанных рукой М.М. Бахтина. Интерпретация и систематизация знаков (вертикальные отчеркивания числом от одного до семи), свидетельствующих о реакции Бахтина-читателя на тот или иной фрагмент текста, по мнению авторов, способствует более полному освещению источниковедческих вопросов бахтиноведения и открывает дополнительные возможности для осмысления процесса исследовательской работы Бахтина. Изучение бахтинских маргиналий на данном текстовом отрезке (два первых раздела книги) позволяют установить факт пересечения некоторых вопросов, осмысляемых автором «Поэтики сюжета и жанра», с кругом проблем, над которым в те годы работал Бахтин: возникновение и развитие словесных жанров, взаимоотношения героя и его слова, проблема смеха и связанная с ним трансформация фольклорной комики в античном романе. При этом подчеркивается установка ученого на диалог с О.М. Фрейденберг по некоторым позициям.
Д.И. Пешков («Концепция барочного этоса Боливара Эчеверрии») ставит целью проанализировать теорию барочных этосов эквадорско-мексиканского философа и культуролога, коррелирующую со стилями, которые принято выделять в истории искусства. Рассуждая об истоках концепции Эчеверии, автор акцентирует особое влияние на последнего философии Б. Хюбнера и суждений о барокко В. Беньмина. Феномен Эчеверрии рассматривается в парадигме барочных теорий Латинской Америки, представленных, в первую очередь, именами А. Карпентьера, Х. Лесамы-Лимы, С. Сардуя.
Завершает теоретический раздел статья «Исследования русской семиотики в Китае» (авторы Ч. Яньцю и Е. Мэйянь). В ней дан обзор 30-летнего опыта работы китайских исследователей в данной области науки, обозначены 3 главных направления их деятельности: история становления семиотики в России, фундаментальные основы семиотики, семиотические теории российских ученых. Авторы отмечают некоторую недостаточность изучения в Китае последнего из направлений, связывая данное положение дел с тем, что работы современных представителей российской семиотики известны там в меньшей мере, чем труды их предшественников. В статье выражается мнение о том, что русская семиотика в целом развивается в русле мировой семиотики XX в. – от структурализма к генеративизму, далее к функционализму и когнитивизму.
Рубрику «Нарратология» в этом номере журнала представляет статья В.Б. Зусевой-Озкан, которая ставит целью исследовать один из источников такого своеобразного явления, как нарратив мертвеца, или постум-нарратив, т. е. повествование персонажа, который в условной реальности внутреннего мира произведения представлен как персонаж мертвый. Утверждается, что в античной словесности определяются три источника постум-нарратива: жанры путешествия в загробный мир, диалога на пороге (или диалога мертвецов) и эпитафии. В статье подробно разбираются первые два из этих источников на материале ряда произведений Лукиана Самосатского, которые станут «моделью» «хождения в потусторонний мир» как самостоятельного жанра, наделенного рядом структурных особенностей, наследовавшихся в дальнейшем. Доказывается, что постум-нарратив в своих истоках связан с самим генезисом наррации, поскольку, согласно О.М. Фрейденберг, наррация возникает в тот момент, когда прошлое отделяется от настоящего, этот мир — от потустороннего. Сопоставляются темы и мотивы лукиановских «диалогов мертвецов» и современных постум-нарративных текстов. Выявляется, что современный «нарратив мертвеца» в аспектах мотивно-сюжетной структуры и модуса высказывания (по преимуществу сатирического) в огромной степени наследует «диалогам на пороге» Лукиана. При этом в современных произведениях не путешествие на тот свет заключается в рамки диалога мертвецов, а напротив, диалоги мертвецов оказываются частью такого путешествия. Кроме того, в текстах такого типа в основном решаются вопросы, характерные для постмодернизма: вопрос испытания метафизической картины мира с ее онто-тео-телео-логоцентризмом, вопрос о необходимости освободиться от власти абсолюта, поставить под сомнение «наличие» абсолютной истины. Рассказчик-мертвец осознается как парадоксальное явление (чего у Лукиана нет), с помощью которого удобно разрабатывать идеи децентрированного субъекта и децентрированного дискурса, деструкцию личности персонажа как психологически и социально детерминированного характера и пересматривать понятие «автора» как самотождественного голоса и инстанции власти.
В первой работе раздела «Русская литература и литературы народов России» (Б.В. Поженин «Первый литературный кружок в России: к истории объединения при Сухопутном шляхетном кадетском корпусе (1730–1750 гг.)») вниманию читателей предлагается исторический экскурс, связанный с событиями литературной жизни в России конца XVIII века. Автор статьи отмечает недостаточное количество материалов, необходимых для полноценного изучения деятельности «Общества любителей русской словесности», само существование которого не однажды ставилось под сомнение в последующие времена. Ключевой фигурой для исследователя в этом плане является А.П. Сумароков. Его свидетельства по изучаемой теме автор стремится отыскать прежде всего в книге С.Н. Глинки «Очерки жизни и избранные сочинения А.П. Сумарокова» (1841 г.). При этом он не уделяет достаточное внимание проблеме надежности данного источника и приводит доводы «за» и «против». Результат исследования отражен в выводе о том, что «Общество любителей русской словесности» в конце XVIII века открыло традицию формирования литературных объединений в России. В статье предпринимаются попытки обнаружить связь между «Обществом любителей русской словесности» и «Обществом любителей российской словесности», образовавшемся при Московском университете в 1811 г.
В статье «Ценностная картина мира Пушкина в контексте противодействия манипулятивному воздействию в сфере культуры» (В.И. Заботкина, М.Н. Кононова) анализируется аксиологическая вертикаль стихотворения «Монастырь на Казбеке», формирующая содержательное пространство произведения, заданное триадой природа – человек – Бог. По наблюдению исследователей, смыслообразующим центром, объединяющим внешние образы и их внутреннее бытие, выступает локус неба, монастырь воплощает высшее невидимое бытие. В конце работы делается вывод о том, что ценности-идеалы, символически воплощенные в стихотворении А.С. Пушкина, представляют собой «тончайшие и острейшие инструменты» (А.Ф. Лосев) для противодействия множественным манипуляциям в сфере культуры, направленным на деформацию русской национальной аксиосферы.
Продолжает раздел работа, также отсылающая к творчеству Пушкина – «Проблема следования судьбе в «Песни и вещем Олеге»». Ее автор (И.А. Андреев) размышляет о причинах уклонения героя от предначертанного судьбой пути и о возможности его победы над роком. Исследователь обращается к феномену судьбы в осмыслении Пушкина, зафиксированному в высказываниях поэта и его художественных произведениях), а также к персонажам и ситуациям трагедии Софокла «Царь Эдип». Тип сознания князя мотивирует его выбор: отказ от верного друга и спасение собственной жизни вместо вступления на героический путь. Избранный автором ракурс анализа пушкинского текста позволяет ему трактовать последний как своеобразный вариант «трагедии познания».
Далее следуют две статьи, посвященные творчеству Ф.М. Достоевского. В первой из них («Философская идея «Двойника»: в чем смысл двойничества г-на Голядкина?») Н.В. Рябчинский проводит подробный текстологический анализ наиболее значимых, с его точки зрения, моментов повести с целью уяснить подлинный смысл двойничества героя, что позволяет предложить правдоподобное объяснение функции двойника в произведении, а также определить экзистенциальный смысл двойничества г-на Голядкина.
Г.С. Прохоров, автор второй статьи («О характерах Достоевского: персонажи в полифиническом сюжете»), заостряет внимание на особенностях трактовки литературного характера писателем: для Достоевского это не устойчивая маска, но номинация, подверженная испытаниям и – нередко – слому. В качестве одного из главных аргументов рассматривается специфика понимания характера в ближневосточной литературе, осмысляется вопрос о специфике отражения Библии в художественном мире писателя в связи с проблемой характера и фабулы.
А.И. Кулакова в работе «Идея дома в системе ценностей русского революционера в рассказе В.Г. Короленко "Чудная"» фокусирует свое внимание на том, как в рассказе отображено переосмысление и обесценивание одной из базовых социальных, духовных и нравственных категорий (дом), показательное для русской жизни рубежа XIX–XX веков. Автор считает, что топос домаявляется главным индикатором, определяющим отношение писателя к персонажам и событиям. Многоаспектность понятия «дом» в рассказе переносит основной конфликт из сферы социальной в сферу нравственно-философскую.
В работе Ж.А. Вартазаровой «Функции фольклорных и мифологических образов в венке сонетов «Золотой обруч» К. Бальмонта предпринята попытка проанализировать жанрово-строфическую форму сонета с учетом использования в ее рамках образного мира фольклора и мифологии. Исследовательница отстаивает принципиальную важность обращения поэта к данной образной сфере в эмигрантский период. В рассматриваемом цикле сонетов ею выделено три категории образов, отсылающим к мифологическим и фольклорным истокам. В конце работы автор приходит к заключению, что сочетание жанровой формы с образами мифологии и народной культуры дает поэту новые возможности изображения мира как соединения вещественного и невещественного, бытового и бытийного.
Т.М. Двинятина посвящает свою статью «Вопросы датировок стихотворений И.А. Бунина в научном собрании сочинений» обзору проблем, с которыми сталкиваются ученые в процессе подготовки текстов (в данном случае поэтических) для Полного собрания сочинений писателя и излагает основные принципы и правила их работы по верификации и обозначению датировок стихотворений Бунина.
Статья И.П. Сапуновой «Литературная тематика дневниковых записей В.Н. Муромцевой-Буниной» в известном смысле продолжает бунинскую тему. Предметом изучения становятся не известные ранее архивные материалы, относящиеся к 1939–1945 годам. Рассматривается и комментируется свидетельства о читательских впечатлениях автора записей, о собственно писательской деятельности, о переписывании на машинке произведений И.А. Бунина и других авторов, а также о занятиях переводами. Изученный материал дает автору возможность говорить о Вере Николаевне Муромцевой-Буниной как о незаурядной личности, внесшей свой вклад в культуру русского Зарубежья.
Научный интерес Е.Р. Пономарева к дневникам В.Н. Муромцевой-Буниной лежит в иной плоскости, о чем свидетельствует заглавие его статьи «Летопись русской эмиграции: трансформации дневникового жанра в эмигрантской культуре (на примере литературного наследия В.Н. Муромцевой-Буниной)». Исследователь предлагает новый подход к жанру дневника в литературе русской эмиграции. Важнейшими характеристиками текста в данном случае он считает наличие постоянного политического фона, осмысление настоящего и моделирование будущего, чувство постистории, отсылки к библейской апокалиптике. Автор проводит параллели между исследуемыми текстами и памятниками древнерусской литературы соответствующих жанров – древнерусским летописанием и житийной биографией.
Завершает бунинскую тему статья А.В. Швец «Супруги Бунины читают Гюстава Флобера в 1940-е гг.: функции рецептивного опыта (на материале дневников И.А. Бунина и В.Н. Муромцевой-Буниной за 1941 г.)». В ней в сопоставительном ключе исследуется рецепция творчества Флобера И.А. и В.Н. Буниными, особое внимание уделяется восприятию супругами писем Флобера. Автор выделяет ряд функций, которые выполняет обращение Буниных к текстам Флобера в условиях эмиграции, и отмечает различия в их восприятии личности и творчества французского писателя.
О.В. Богданова в статье «Криптоусадебная мифология» в повести А.П. Гайдара «На Графских развалинах»» рассматривает данное произведение в ракурсе «усадебного текста» русской литературы, делая поправки на особенности советского периода ее развития. Автор вводит новый термин «криптоусадебная мифология», суть которого – в имплицитном присутствии в произведении положительного «усадебного мифа» рубежа XIX–XX вв. под покровом советской неомифологии как мечты о справедливом социальном строе и новом человеке, с одной стороны, и как отрицания помещичьей усадьбы из-за пороков и эксплуататорской сущности ее хозяев – с другой.
Обращение к советской литературе имеет место и в следующей статье («Деконструкция советского авиационного мифа в художественной прозе «оттепели»»). Т.А. Загидулина сосредоточивает внимание на деконструкции соцреалистических культурных кодов, связанных с авиацией, в повести В. Аксенова «Стальная птица». Отталкиваясь от мысли о том, авиационный миф является одним из ключевых в структуре советской эпохи, автор анализирует те изменения, которым он подвергается в повести: прежняя позитивная оценка близости властного и авиационного нарративов нивелируется, созидательный пафос сменяется разрушительным, функции вестничества и защиты обретают обратную знаковость.
В работе Ю.В. Доманского «Два момента из прозы Елены Шварц: к проблеме контекстуальных смыслов» выделенные автором сегменты прозаического текста исследуются на фоне ряда текстовых отрывков из произведений разных жанров. В результате формирования новых контекстов, возникающих в процессе сопоставления, автору удается выявить глубоко скрытые трагические смыслы, наличествующие в прозе Е. Шварц, что согласуется с эсхатологическими мотивами ее лирики.
В статье «Саморефлексия процесса творчества в лирике Егора Летова» З.Г. Станкович наблюдает особенности выражения саморефлексии в его рок-стихах, отмечая в качестве главного посыла автора мысль о «неподатливости» языка,и как следствии – о невозможности выразить высокие истины языка в человеческой поэтической речи. По мнению З.Г. Станкович, употребление поэтом определенных эпитетов, указывающих на незначительность и несовершенство собственных слов и песен, связано с заимствованием из древнерусской житийной традиции самоуничижения автора. Автор работы полагает, что лирический субъект стихов Летова постепенно учится слышать в мире Большое слово – Слово Бога, обладающее более совершенными характеристиками, нежели слово человеческое.
Статья О.О. Темиршиной «Лиминальный сюжет в лирике Александра Башлачева: структура и семантика» продолжает разговор о рок-поэзии. В данном случае объектом исследования становится экзистенциальный сюжет, возникающий в раннем стихотворении «Разлюли-малина» и в дальнейшем повторяющийся в ряде поздних поэтических текстов Башлачева, имеющих ключевое значение для его творчества. Исследуя сюжетную модель, лежащую в их основе, автор обнаруживает смену аксиологической направленности исходного сюжета, что приводит ее к выводу, касающемуся специфики эволюции лирики Башлачева, которую она определяет как постоянство сюжетики при динамическом изменении авторской оценки.
И.С. Леонов в работе «Морбуальный код в рассказах И.С. Шмелева и В.Н. Лялина» осуществляет наблюдение над тем, как представлены соответствующие мотивы (болезнь и выздоровление) в прозе писателей, разделенных столетием. В статье отмечается ориентирование обоих авторов на православную традицию трактовки тем болезни, страдания, выздоровления, смерти, бессмертия. В основу исследования положена сюжетная цепочка, включающая следующие эпизоды: кризис-ситуация, выбор-ситуация, откровение, чудо.
Статья И.И. Воронцовой «Конфликты и парадоксы золотого века литературных метафор» открывает раздел «Зарубежные литературы». В ней на материале творчества У. Шекспира и И. В. Гете при помощи герменевтического метода выявить лингвокультурологические сходства и различия метафорического проецирования концептуальных идей авторов, связанных с использованием «золотых» метафор». Обращение к другим областям художественного творчества (и не только) дают дополнительные возможности для утверждения о том, что первоначальное смысловое наполнение конфликта расширяется вследствие переноса концепта в чуждую область.
В статье Г.П. Фирсовой «Рассказчик и редупликация в романе Л. Арагона"Гибель всерьез"» через понятие редупликации анализируется трансформация рассказчика в ходе диегетически спроецированного акта чтения. Выбор термина «редупликация» вместо французского mise en abyme обосновывается строгостью понятия, представленного Л. Дэлленбахом как нарративная фигура аналогического удвоения на уровне истории или дискурса при наличии вставного фрагмента. Выбор романа «Гибель всерьез» Л. Арагона объясняется сочетанием двух видов удвоения: аналогия темы убийства между вставным рассказом «Эдип» и обрамлением (история) и проекция самого чтения рассказа (дискурс). До сих пор не изучено взаимодействие нарративных инстанций и вставного фрагмента при редупликации. В этой связи отмечается функциональность редупликации истории к выявлению меняющейся в ходе чтения позиции рассказчика-писателя, использующего «Эдипа» для рефлексии убийства. С целью выявить трансформацию рассказчика во взаимодействии со вставным фрагментом анализируется тема убийства на разных этапах рецепции.
Статья О.В Белянской из того же раздела посвящена анализу взаимодействия языка литературы и языка кино на примере одного из произведений литературы битников («Кино и кинематографичность в романе Дж. Керуака "В дороге"»). Автор статьи полагает, что с течением времени явные для поколения битников киноаллюзии стали недостаточно очевидными для современного читателя и стремится восстановить «кинотекст» и проанализировать его функции в романе. После двухэтапного анализа исследовательница приходит к заключению, что отсылки к миру кино позволяют писателю экспериментировать с жанровыми стандартами, творчески перерабатывая литературные и кинематографические традиции США.
М.В. Цветкова и А.Н. Кульков в своей статье («К вопросу о переводе заглавий романов Пратчетта на русский язык») размышляют о функции заглавия в художественном тексте в целом и в постмодернистской литературе с ее игровым характером в частности. В качестве материала исследования ими выбраны заглавия серии романов «Плоский мир» британского писателя Терри Пратчетта и их переводы на русский язык. Анализ показал, что при переводе аллюзивных или содержащих каламбуры заглавий ряд смысловых уровней в русских версиях исчез. С точки зрения исследователей, утрата изначальной полисемичности, цитатности и игрового начала может привести к потере самой сути авторского стиля писателя. Поскольку название романа несет на себе максимальную коммуникативную нагрузку, определяет векторы прочтения текста, открывает путь к авторскому замыслу, вопрос перевода заглавия с одного языка на другой становится, по их мнению, первостепенным.
Последняя статья раздела связана со сравнительным анализом образа Яна Вермеера в современной англо-американской литературе: «Образ Яна Вермеера в романах «Девушка с жемчужной сережкой» Т. Шевалье, «Девушка в гиацинтово-синем С. Вриланд и «Тюльпанная лихорадка» Д. Моггак» (А.Д. Шиганкова, Москва). Автор статьи исходит из того, что обращение к теме живописи «золотого века» можно рассматривать как определенную тенденцию в англоязычной литературе последних 30 лет. Она анализирует образ знаменитого художника, созданный в трех романах, вышедших практически одновременно, отмечая разные художественные установки писателей, обратившихся к исторически существовавшему персонажу.
В первой статье раздела «Компаративистика» «Проблемы интерпретации китайской драмы Ван Шифу в советской переводческой и театральной практике» Чэнь Бо и О.Е. Дятлова анализируют русские переводы древней китайской пьесы «Записки западного флигеля» методом реконструктивной и анахроничной интерпретации на основе теории современной литературной герменевтики Э.Д. Хирша. С точки зрения авторов, перевод пьесы, принадлежащий Л.Н. Меньшикову, в основном следующий оригиналу, представляет собой реконструктивную интерпретацию, в то время как ее русская адаптация «Пролитая чаша», выполненная А.П. Глобой, – анахроничную. Исследователи считают, что этически, композиционно и с точки зрения системы персонажей пьеса соответствует социальному заказу, довлеющему над советским переводчиком в 50-е годы прошлого века и является современной кросс-культурной, кросс-временной адаптацией.
Статья, завершающая раздел, отчасти продолжает тему предыдущей уже на материале западной литературы. Объектом исследования становится один из аспектов творчества Августа Стриндберга на материале его известной пьесы и ее вариаций в русской культуре рубежа XIX–XX веков (К.Р. Андрейчук, «А. Стриндберг и «женский вопрос» в России рубежа веков: о вариациях на тему «Фрекен Жюли». Статья Первая: к постановке проблемы»). В первой из статей, публикуемой в этом номере журнала, рассматриваются взгляды российских современников Стриндберга на изображение женщины в его творчестве и затрагивается история переводов и постановок «Фрекен Жюли» в России.
В статье, открывающей раздел «Речевые практики», А.В. Марков и О.В. Федунина осмысляют феномен восстановления самоидентификации после кризиса Первой мировой войны и революции в переписке Зинаиды Гиппиус и Владимира Злобина («Я, твой «ты»: стратегия идентичности в переписке З. Гиппиус с В. Злобиным (1916–1919)»). Авторы исходят из предпосылки, что конструирование собственной идентичности в данном случае предполагает и реконструкцию идентичности собеседника. В статье исследуются различные речевые средства, с помощью которых Гиппиус создает сложную самоидентификацию, внушенную собеседнику. Парадоксы переписки объясняются при помощи моделей социальных масок. Внутри своеобразного эпистолярного романа и создается новая картография внутренней жизни, включенная в автобиографические мифы участников переписки.
В том же разделе помещена вторая часть статьи А.В. Уржи и Цяо Ван (Москва) «К вопросу о функционально-семантической классификации средств введения прямой речи в текст и о ее применении в исследовании поэтики произведения». Авторы предлагают данную классификацию, опираясь на обзор научных трудов о семантических и стилистических характеристиках слов, способных обрамлять реплики в нарративе, – прежде всего глаголов, но также существительных и фразеологизмов. Ключевой особенностью классификации является использование не только семантического, но и функционально-прагматического основания для группировки языковых средств. Применение такой классификации в анализе текстов позволяет выявить роль средств, вводящих речь, в формировании перспективы повествования и эмотивной плотности диалогической рамки, полагают авторы статьи.
Последняя статья раздела (автор М.Н. Лату, Пятигорск) связана с проблемой тифлокомментария («Композиционные особенности и тематическая классификация лексики тифлокомментариев к протизведениям живописи (на примере текстов-описаний картин интернет-ресурса «опиши-мне.рф»). В ходе исследования в анализируемых текстах была установлена реализация 4 содержательных блоков, выделяемых в соответствии с типами представленной в них информации: энциклопедической, описательной, интерпретативной, субъективно-перцептивной. Автор указывает на абсолютную доминанту описательного блока в изученных материалах (в более 50% случаев он содержит от 100 до 200 слов).
Блок статей по проблемам калмыцкой филологии открывается работой Д.Н. Музраевой и Б.Л. Тушинова «Некоторые вопросы текстологии ойратского и монгольского переводов тибетского памятника "Мани-камбум" (к проблеме подготовки текстов для параллельного корпуса». Ученые отмечают как одну из серьезных проблем, с которой сталкиваются составители корпуса на материале старописьменных текстов, то обстоятельство, что большая часть дошедших до наших дней буддийских текстов на ойратском языке претерпела значительные изменения при переписывании. Обращение к монгольским переводам тех же тибетских источников дает возможность установить, не является ли то или иное написание графемы или слова ошибочным, восстановить их правильное написание, подобрать их правильный эквивалент. В связи с исследуемыми текстами авторы обращаются также к проблеме дословного и смыслового перевода.
Следующая статья калмыцких ученых «Ойратский перевод "Сутры о восьми светоносных неба и земли": текстологическое исследование в рамках создания параллельного корпуса текстов» (С.В. Мирзаева, А.О. Долеева) тематически перекликается с первой. В ней рассматривается ойратский перевод одной из сутр тибето-монгольского буддизма, сделанный в середине XVII в. создателем ойратской письменности Зая-пандитой Намкай Джамцо (1599–1662). В рамках сравнительно-сопоставительного исследования для характеристики специфических черт переводческой техники Зая-пандиты авторы привлекают тексты тибетской и монгольской версий сутры. Анализ ойратского перевода «Сутры о восьми светоносных» показывает, что Зая-пандита активно использовал метод калькирования для передачи тибетских имен собственных и терминов. В статье утверждается, что названный метод в данном случае относится к техническим аспектам переводческого процесса и вместе с тем создает акцент на культурных связях между буддийской традицией Тибета и монгольских народов. Авторы указывают на использование Зая-пандитой методики дословного перевода, а также рассматривают случаи транскрибирования или транслитерации тибетских слов и их комбинирования с буквальным переводом.
В.В. Куканова в работе «Радуга в представлениях калмыцкого народа» после исследования истории вопроса приходит к выводу о том, что радуга не является ядерным концептом в архаичной картине мира калмыцкого народа. Об этом, по наблюдениям исследовательницы, свидетельствует отсутствие космогонических мифов о радуге, а также отсутствие признаков ее антропоморфизации в калмыцких эпических и сказочных текстах. Представления об этом атмосферном явлении, по мнению автора, сочетают добуддийские и буддийские пласты культуры. В калмыцком фольклоре может являться предзнаменованием чуда, сопровождает появление божеств на земле, может служить дорогой из верхнего мира в мир людей, т. е. соединяет землю и небо.
В статье Р.М. Ханиновой «Китайская сказка в калмыцкой поэме Андрея Джимбиева "Колокол": творческая история» исследуются причины обращения калмыцкого поэта к китайскому фольклору, трансформация сюжета в его русском переводе поэмы, принципы дифференциации «чужого» и «своего» в обоих текстах калмыцкого поэта. Отмечается, что в оригинальном тексте сохраняется заимствованная основа китайского фольклорного сюжета, в то время как в русском переводе происходит трансформация чужого как своего: действие переносится из китайского пространства в иное, китайские имена персонажей становятся калмыцкими, император заменен ханом и т. д. Автором установлено, что русский перевод поэмы опирается не на оригинал калмыцкого поэта, а на какой-то другой его текст, публикация которого не зафиксирована, что затрудняет проведение сравнительно-сопоставительного анализа.
Публикации ученых из Элисты завершает работа Б.Б. Горяевой «Мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип «Чудесное бегство»». По наблюдениям автора, сюжеты этого типа имеют представлены как в национальной разработке, так и в вариантах заимствования. Рассматривая разные виды превращений и их контаминации в калмыцких волшебных сказках, исследовательница приходит к следующему выводу: мотив превращения является сюжетообразующим в рассмотренных текстах и реализуется в разных формах бегства и погони, представляющих возвращение героя из иного мира в мир живых.
Раздел «Обзоры и рецензии» представлен отзывами на два издания: «Субъектная структура лирики: Коллективная монография (Москва: Эдитус, 2024. 206 с.) и А. Молнар. Рецепция и анализ текста: Избранные труды. (М.:Азбуковник, 2023. 447 с.). Автор первой рецензии «Лирический субъект в теоретическом и историко-литературном освещении» Ю.В. Доманский рассматривает данный коллективный труд как итоговый – и в плане изучения лирического рода литературы, и в аспекте исследования категории субъекта. Как одно из достоинств книги рецензент отмечает рассмотрение авторами целого ряда конкретных примеров лирических контекстов и текстов, проанализированных через их субъектную структуру, что, по его мнению, повышает теоретическую и историко-литературную ценность издания. В рецензии А. Е. Агратина «В зеркальном лабиринте литературного нарратива» выделяются особенности подхода А. Молнар к изучению материала. Венгерская исследовательница предлагает ввести в поле анализа текстуальные особенности художественного произведения (акт письма, «поэтическая организация высказывания», «презентация наррации»). Отмечается, что разработанная Молнар концептуальная «матрица» сводится к нескольким ключевым положениям: сюжет в литературном произведении является метафорическим переосмыслением самого процесса художественного письма; рассказывание нередко выступает логическим продолжением событий; ничто в нарративе не возникает без какой-либо причины, а это значит, что одна из важнейших литературоведческих задач – выявление неочевидных корреляций в тексте, дополняющих или даже принципиально меняющих его первичное понимание; подлинный смысл повествования раскрывается посредством межтекстовых связей, не ощутимых в плоскости изображенных событий, но заметных на уровне дискурса.