РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Некоторые находят ответ в мистике. Одни раскладывают карты Таро, другие – гадают по звездам. Отправляются в астральные путешествия или слушают голоса умерших при помощи современных средств радиосвязи. О том, как смотрит на это наука, рассказал доцент Центра изучения религий РГГУ Владислав Раздъяконов.

– Интерес к практикам предсказания будущего заметно возрос на фоне коронавируса. Чем это объясняется?

– Исследователи, работающие в рамках такого специфического направления, как «death studies», давно отметили, что история отношений западного мира и смерти – это, прежде всего, история отчуждения. Благодаря развитию медицинских технологий, событие смерти для многих людей стало невидимым. Тема смерти обычно цензурируется в публичном пространстве, а форматы ее публичной репрезентации ставят в центр внимания не ее саму, но связанные с ней события, причины и процессы. К примеру, говоря о смерти других людей в другой стране, мы говорим о человеческом бездействии или ошибках в планировании политиков. На мой взгляд, ситуация пандемии способствовала возвращению смерти в публичное пространство. И есть у этого возвращения два аспекта.

Во-первых, это то, что касается времени. Счетчики, которые отсчитывают количество заболевших, выздоровевших и умерших, не дают забыть о том, что сейчас в больницах и жилых домах идет борьба за жизнь. Это происходит не в далеких странах, а у нас дома. Каждый день эти счетчики напоминают нам о нашей конечности. И вопрос о том, зачем делать то или это, становится весьма острым ввиду понимания ограниченности отведенного нам времени. Стоит, впрочем, добавить, что эти же счетчики позволяют нам отчасти контролировать наш страх – статистика создает впечатление, что события находятся под нашим контролем.

Второй момент связан с визуальным опытом. Сейчас часто показывают пустые публичные здания. Опустевшие города, о которых так любит фантазировать постапокалиптический кинематограф, стали реальностью. У меня сохранилось смутное воспоминание из студенческих времен – про то, что согласно китайским представлениям, одним из признаков конца текущего порядка вещей будет служить приход зверей. И действительно, звери, занимающие человеческие пространства, - это один из популярных микро-сюжетов современных медиа. Сейчас ясно понимаешь, что без человека города не имеют никакого смысла. Наша память, возвращая нас в прошлое, населяет эти города людьми, которые там когда-то были, а теперь их там нет.

– Практика общения с умершими входит в сферу ваших научных интересов?

– Да. Я изучаю религию как особый феномен культуры. Моя специализация  – история религии, вторая половина XIX – начало XX века, в фокусе моих исследований русская культура. А если совсем конкретно, то я занимаюсь историей спиритизма.

Мне кажется, что оба аспекта возвращения смерти – конечности времени и господства пустоты – одинаково важны для понимания того, почему люди не могут расстаться с умершими близкими. Призраки – это телесное воплощение наших воспоминаний, их появление – попытка сознания преодолеть мысль о человеческой конечности. Их присутствие – знак того, что смерть, на самом деле, не властна над человеком. У Фредди Меркьюри есть известная строчка «Empty spaces – what are we living for?», в ней, на мой взгляд, – квинтэссенция нашего извечного желания получить ответ на все вопросы перед лицом неизбежного.

Думаю, что неопределенность будущего сильно способствовала интересу к т.н. «эмпирическому мистицизму». В пограничных ситуациях признанные авторитеты часто становятся предметом критики. Когда у человека не остается надежды на медицину, науку и государство, он обращается к последнему, в чем надеется найти защиту и смысл, – к личному опыту и основанным на нем практикам.

– Спиритизм? Было такое увлечение среди дворян. Кажется, его разоблачил Дмитрий Менделеев.

– Да, есть и такая история. Ей уделяли много внимания в советское время и при этом игнорировали самих спиритуалистов. Спиритуализм или спиритизм, в данном случае это синонимы, был широким общественным движением, в нем принимали участие представители всех сословий Российской империи. Всплеск интереса к этой теме пришелся на начало XX века, когда открыто начали действовать первые всероссийские объединения спиритуалистов. Что же касается разоблачения… на мой взгляд, интереснее рассматривать спиритуализм не в контексте истории лженауки или паранауки, но как религиозный феномен.

Русские спиритуалисты были верующими людьми, в подавляющем большинстве – христианами, они стремились примирить положения своей веры и новые, «прогрессивные», как тогда говорили, представления об устройстве мира и человека. Если вы заглянете в их тексты, вы увидите – многие из них считали, что живут в последние времена, ожидали скорого наступления Апокалипсиса. Для того, чтобы «пережить» Апокалипсис, они общались с разными русскими святыми, от которых, по их мнению, получали прямое духовное руководство. В этом отношении спиритуализм был, в конечном счете, в то время еще одним средством подтверждения истинности национальной памяти.

Спиритуалисты создали настоящую палитру религиозных учений. Чтобы получать сообщения из мира духов, они пользовали такими способами, как автоматическое письмо или гипноз. К сожалению, в виду известного пренебрежения историей т.н. «суеверий», история русского спиритуализма остается во многом terra incognita для отечественного и зарубежного исследователя.

– Что самое интересное в вашей работе?

– Самое интересное – это факты. Факты можно найти в архивных фондах, а вот где находятся нужные фонды – это, порой, тайна за семью печатями. Вот, к примеру, в марте этого года я и студенты успели съездить в Тулу, чтобы посмотреть фонд русского мистика М.В. Лодыженского, причем, архив этот нашла моя студентка, Наталия Сачкова. Другая мой студентка, Анастасия Маклакова, в течение года работала в архиве русских спиритуалистов П.А. Чистякова и А.И. Бобровой, и благодаря ее работе я в значительной степени скорректировал свой взгляд на природу русского спиритуализма. Честно говоря, я, как ребенок, радуюсь каждым новым архивным находкам. В конечном же счете, понимание того, что знание о предмете прирастает и усложняется, доставляет мне интеллектуальное удовольствие.

– Удивительно, что в наше время вопросы, которыми вы занимаетесь, не утратили своей актуальности.

– Спиритуалисты, оккультисты, эзотерики никуда не делись. Так что знание о прошлом этой своеобразной интеллектуальной традиции полезно и для социологов, и для психологов. Возможно, что и сами эзотерики найдут для себя что-то интересное.

Мне кажется, мои исследования позволяют переосмыслить историю «суеверий» или того, что в современной академической науке принято называть эзотеризмом. Долгое время эта сфера была исключительно предметом критики, причем, критики, плохо знающей то, что она критикует. Однако среди «людей, вертящих столы» мы видим не только тех, кто искал развлечения или ответов на злободневные вопросы у великих личностей ушедших эпох. Среди них – и верующие люди, следующие учению и практикам Православной церкви, и образованные люди, знакомые с последними научными открытиями. Мои исследования позволяют осмыслить спиритуализм как часть нашей коллективной исторической памяти. Историческая же память – это, как известно, залог нашего будущего существования как коллективного целого, и чем более сложна она, тем более она убедительна и надежна.

– Как Вы сами оцениваете свой вклад в развитие научных исследований? Чем можно особенно гордиться?

– Все, что мной сделано оригинального в исторической науке, связано с историей русского спиритуализма. Наверное, самым значимым достижением стал специальный номер журнала «Религиоведческие исследования» – «Христианский спиритуализм эпохи модерна в России», в котором представлены работы моих студентов и первая в отечественной историографии общая характеристика христианского спиритуализма как специфического историко-культурного феномена. Я регулярно публикую отдельные исследования по разным аспектам практики и учений русских спиритуалистов. Хочу написать книгу по истории русского спиритуализма, скорее всего, это будет работа по истории религии.

– Понятно, что исследования спиритуализма связаны с вашим личным научным путем. Как получилось, что вместе с вами над этой проблематикой начали работать студенты?

– Есть один принцип, который помогает мне в научной работе: нельзя заниматься одновременно совершенно разными проектами. Поэтому я отказываюсь от тех проектов, в которых мне не под силу разобраться за короткий срок или которые я никак не смогу встроить в собственную исследовательскую парадигму. Собственно, моя работа со студентами устроена так: я берусь только за те проекты, которые так или иначе связаны с интересующей меня эпохой. Поэтому мне легко добиться соединения учебных и научных задач. Курсовые, выполненные под моим руководством, можно превратить в статьи именно потому, что я представляю, куда именно следует направить силы студента для того, чтобы получить оригинальный научный продукт.

И все же нельзя сказать, что студенты занимаются тем же самым, что и я – у каждого своя тема, в которой именно он, а не я, является специалистом. Вот, к примеру, Артем Шевчук пишет диплом по истории религии, его объект исследования – русская теософия начала XX века в России. Благодаря этой работе я узнал так много о русской теософии, сколько не знал до этого. Или вот Васса Пяткова, которая сейчас занимается историей русской парапсихологии, а в прошлом году написала толковую курсовую работу по истории движения ментализма в России начала XX века. То же самое можно сказать и о других моих студентах. Все они, на мой взгляд, талантливы, хотя, я, признаюсь, часто их ругаю за глаза, надеясь на большую активность и результативность. Сейчас мы вместе делаем проект, посвященный религиозной антропологии конца XIX – начала XX века.

– Расскажите об этом проекте подробней.

– Отчасти этот проект является продолжением предыдущего проекта, посвященного христианскому спиритуализму. В фокусе нашего внимания разные малоизученные движения, учения и практики Серебряного века – парапсихология, йога, телепатия, ментализм, теософия, оккультизм и другие. Изучаем мы представления об устройстве и способностях человека, а также его посмертной судьбе. Предмет нашего исследования, на мой взгляд, тоже небезынтересный – это процесс популяризации научного знания. Дело в том, что многие спиритуалисты, оккультисты и эзотерики, помимо апелляции к личному опыту, ссылались, говоря об устройстве человека, на разные научные открытия. Нас интересует, как именно они понимали эти научные открытия, и, в целом, как они представляли себе назначение науки в то время.

Сейчас в проекте участвуют 7 студентов. Наталия Сачкова изучает антропологические представления в отечественных учениях о йоге начала XX века; Васса Пяткова занимается исследованием представлений о человеке в русской парапсихологии, прежде всего, среди тех, кто изучал телепатию; Анастасия Маклакова и Мария Пермякова изучают разные аспекты антропологии русских спиритуалистов, а Артем Шевчук исследует особенности теософской антропологии в России. Тихон Спирин, чья магистерская диссертация посвящена взглядам русских спиритуалистов на природу сна и сновидений, изучает представления об устройстве человека в спиритуалистической философии и психологии того времени. В фокусе внимания аспиранта Михаила Базлева – проблема осмысления религиозного опыта в философской психологии конца XIX — начала XX века. Таким образом, хотя наш проект посвящен сравнительной истории религии, надеюсь, что нам удастся выйти и на проблематику философской антропологии.

Мы планируем выпустить специальный номер научного журнала «Studia Religiosa Rossica» (#4, 2020), посвященный нашей проблематике, и сейчас работаем над статьями к нему.

– Как Вы в целом оцениваете состояние и развитие науки в РГГУ?

– Я могу смотреть лишь со своей колокольни. На мой взгляд, введение практики эффективных контрактов стимулировало развитие науки. Если брать мой пример, то я вижу очевидное увеличение своей производительности, я стал уделять больше времени научной и научно-организационной работе. Кроме того, в РГГУ в последние два года появилась возможность получить финансирование деятельности студенческих научных объединений. Убежден, что организация такого финансирования – это важное и ценное начинание.

Думаю, что нам следует больше сил вкладывать в медиа-продвижение нашего научного контента. Сами ученые с этой задачей не очень хорошо справляются. У нас действительно есть много разных научных школ и неформальных достижений, которыми мы можем гордиться. В этом отношении из последних новостей меня особо порадовало открытие онлайн Лектория РГГУ. Сейчас, хотя в целом по стране ситуация совсем не простая, для нового цифрового рывка сложились хорошие условия.

– И напоследок, как проводите свободное время в самоизоляции?

– Во многом я хозяин своего времени. Работа мне не в тягость, в этом отношении мне повезло. Не то чтобы работа была для меня культом, но результаты, если оглянуться на пройденный путь, предельно важны для понимания осмысленности происходящего. Скажем так, у меня есть хобби – музыка, сейчас в основном играем, благодаря онлайн программам для репетиций, каверы для души на всякую тяжелую музыку. Хотя вообще я большой фанат хард-роковых баллад.

Рекомендуемые книги о спиритуализме

Janet Oppenheim
The Other World: Spiritualism and Psychical Research in England, 1850-1914. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. 532 pp

Bret E. Carroll.
Spiritualism in Antebellum America. Bloomington: Indiana University Press, 1997. 227 pp.

Georgina A.
Byrne Modern Spiritualism and the Church of England, 1850-1939 (Studies in Modern British Religious History). Boydell Press, 2010. 256 pp.

Ilya Vinitsky
Ghostly Paradoxes: Modern Spiritualism and Russian Culture in the Age of Realism. Toronto: University of Toronto Press, 2009. 251 pp.

Sofie Lachapelle
Investigating the Supernatural: From Spiritism and Occultism to Psychical Research and Metapsychics in France, 1853–1931. Baltimore: Johns Hopkins Unversity, 2011. 198 pp.

Heather Wolfram
The Stepchildren of Science: Psychical Research and Parapsychology in Germany, c. 1870-1939 (The Wellcome Series in the History of Medicine, Band 88). Amsterdam-New-York: Radopi, 2009. 342pp.

Alex Owen
The Darkened Room: Women, Power, and Spiritualism in Late Victorian England. Chicago: University of Chicago Press, 2004. 344 pp.

• Раздъяконов Владислав Станиславович