16-17 мая 2019 года в РГГУ прошел Межвузовский круглый стол «Визуальные искусства и литература: диалог и взаимодействия», организованный кафедрой теории и истории искусства. На нем было рассмотрено взаимодействие словесного и изобразительного режимов общения в разных культурных ситуациях. Участники круглого стола говорили о полном смыслов взаимовлиянии между визуальными искусствами и литературой.
Заседание круглого стола открыла Людмила Лиманская (РГГУ), чей доклад назывался «Семиотика тела и язык искусства: опыт иконологической интерпретации соцреализма и соц-арта». Докладчик обратилась к тому, как психо-мимическая конфигурация аффекта осваивается иконическим словарем культуры. Людмила Лиманская переинтерпретировала термин «идеология», трактуя его в семиотическом ключе (вослед Р. Барту и Л. Альтюссеру) и представила краткий очерк изобразительных приёмов от 1930-х годов до соц-арта 1980-1990-х, показывая, что эпическая установка уходит и на смену ей приходит ироническая дистанция.
В секции «Текст и его визуальная адаптация: культурные практики» речь шла о том, как текст осваивается визуальным измерением. В поле внимания были такие феномены, как иллюстрация-аккомпанемент вербального текста, вербальное и изобразительное отражение какого-либо идейного топоса. Дмитрий Лебедев (ГИИ/музей «Ар Деко») выступил с докладом «Шекспир глазами иллюстраторов эдвардианской эпохи» и представил несколько иллюстраций пьес английского барда в книжных изданиях рубежа веков кисти А. Рэкхема, Э. Дюлака, братьев Робинсон. Было показано, как в попытке проиллюстрировать пьесу художники привлекают уже существующие творческие ходы, опираясь на стиль ар-нуво, японскую гравюру эпохи Эдо, маньеризм. Докладчик отметил, что у художников много общего в подходе к иллюстрированию: локализация действия пьесы в елизаветинской эпохе или эпохе действия пьесы, драматизация изображённого в иллюстрации.
Юлиана Михайлова (СПбГИК) предложила любопытную аналитическую миниатюру, обратившись к трактату Р. Вуда «Руины Пальмиры». Исследователь подробно описала идеологию общества дилетантов, восстановила по источникам их увлечения археологией и проанализировала характеристики визуального воображения. Визуальное отражение археологического артефакта в итоге существенно отличалось от самого артефакта, поскольку было задано условностями той эпохи.
В докладе Марины Козловой (РГГУ) был сделан заход к немного иной проблеме – исследователь сравнивала феномен маски в стихотворениях Ш. Бодлера и изобразительном творчестве Дж. Энсора. Она наметила общие для обоих авторов контекстуальные и интертекстуальные влияния: новеллы Э. По, скульптуры Э. Кристофа, контакты с Э. Верхарном и Э. Пикаром. Исследователь предложила описание архетипа маски и продемонстрировала, как он преломился в творчестве Бодлера и Энсора. Елена Долгих (РГГУ) продолжила заданный тренд, обращаясь к стихотворным инскрипциям на вазах, офомленным Э. Галле. Докладчик разобрала, как поэтическое высказывание разыгрывается пластически за счёт выразительных средств искусства стеклодува.
Ольга Вайнштейн (РГГУ) в докладе «Костюм для благовоспитанных мальчиков: “Маленький лорд Фаунтлерой” и детская мода» предложила рассматривать отношения между иллюстрацией и текстом через историю моды как историю рецепции литературы. Докладчик показала, как визуальный аккомпанемент романа был основан на традиции декаданса, в частности, проведя связь между костюмом главного героя романа и облачением Оскара Уайлда. Затем Ольга Вайнштейн отследила рецепцию этого фасона в культуре, обозначив, как этот костюм стал именем нарицательным для «маменьких сынков».
В направлении соположения словесного произведения и его иллюстрации также работала Елена Кирюхина (Нижегородская ГСХА). Драму взаимодействия текста и изображения она рассмотрела на примере ряда иллюстраций к стихотворению Альфреда Теннисона «Волшебница Шалот». Было продемонстрировано, как визуальный компонент выделяет определённые компоненты текста и затушёвывает другие, упуская динамизм сюжета. Дмитрий Кирюхин (Нижегородская ГСХА) выступил с докладом «“В окопах под Оршей”: Оршанская наступательная операция 1943 г. в литературном и художественном творчестве Р.С. Гражданинова», также выводя в центр нетождественность словесной и изобразительной репрезентаций конкретного события. Как отметил докладчик, художественный текст более непосредственно запечатлевает сам опыт в его процессуальности, а изображение представляет «следы» события.
Ирина Захарченко (РГГУ), выступившая с докладом «Изображение и текст в “Воображаемом музее”: к предыстории концепции А. Мальро», перевела обсуждение в иное русло, рассуждая о том, как произведение искусства существует в эпоху массовой воспроизводимости. Отметив «потерю ауры» и связав её с деконтекстуализацией артефакта, докладчик показала, как утрата подлинности окупается существованием репродукции в новом коммуникативном контексте альбома, где смысл моделируется вербальным описанием.
Следующая секция «Иконография и текст в культуре» началась с двух докладов, где проблематизировалось сотрудничество между вербальным и визуальным режимами в Средневековье. В докладе Валентина Чёрного (РГГУ) «Древняя Русь: от слова к визуальному образу» был предложен обзор общих тенденций развития обоих модусов восприятия – от коллаборации к полной независимости. Если с приходом христианства слово и изображение не могли существовать отдельно друг от друга, поскольку видимое компенсировало «недостаток наглядности», а вербальное заземляло абстрактность образа, то эта расстановка сил со временем изменилась. По мере того, как в рамках искусства возникали оригинальные нарративные модели, изображение освободилось от гнёта текста. На похожей проблеме фокусировалась Елена Хрипкова (РГГУ) в докладе «Иконографическая программа церкви св. Марии и св. Климента: подходы к интерпретации», который был посвящен уникальной программе росписи двух храмов. Докладчик пришла к тем же выводам, что и Чёрный, хотя и на западноевропейском материале.
Доклад Марины Пивень (РГГУ) «Образы новелл Боккаччо в декоративной живописи Италии к.XIV-XV в.» был посвящен другому историческому контексту – эпохе Ренессанса. Пивень показала, как нарративная динамика новелл Боккаччо схватывается средствами прикладной живописи – росписи на сундуках. Было продемонстрировано, как ключевые приёмы дублируются репертуаром изобразительных тропов. Александра Авдеева (РГГУ) в докладе «Визуальный нарратив и новая эстетика эпохи Эдо» перевела обсуждение в другую плоскость, предложив рассмотреть взаимодействие между европейским (голландским) искусством и изобразительной эстетикой эпохи Эдо. Авдеева развенчала миф о Хокусае как о носителе японского менталитета и убедительно показала, что он находился под влиянием европейского искусства, поэтому может считаться самым «неяпонским» художником.
Елена Баторова (РГГУ) обратилась к другой неевропейской культуре, выступив с докладом «Вербальное и визуально-образное в бурятском эпосе “Гэсэр”: репрезентация вещи». Речь шла о том, что коллективное мышление в эпосе трансформируется в практиках конкретных иллюстраторов.
Завершающий секцию доклад Элины Швец (РГГУ) «Ироническое остранение как инструмент создания образа в экспедиционной зарисовке (на материале графики полярных экспедиций Ф. Решетникова)» затрагивал проблему документализма в визуальной репрезентации. Выбрав в качестве материала графические зарисовки Решетникова, Швец продемонстрировала, как документальная репрезентация на деле перформируется художником в ироническом ключе, так что между изображённым и изображающим всегда присутствует фигура остранения, и картина оказывается проникнута субъективным отношением автора, вопреки якобы довлеющей «объективности».
Следующая секция, «Текст и зримый образ: способы сопряжения», была сосредоточена на обсуждении литературных экспериментов. Анастасия Гладощук (независимый исследователь) представила доклад «Визуальные эксперименты мексиканского авангарда» и проанализировала идеограммы мексиканских авангардистов Х.Х. Таблады и его продолжателей эстридентистов Г.Д. Мендеса и П. Эчеверриа. Гладощук реконструировала сеть связей между Аполлинером и мексиканскими поэтами, наметив реперные точки в рецепции «Каллиграм» в целом - заданной Аполлинером модели. Анна Швец (МГУ) обратилась к сопоставлению творчества М. де Зайаса (который был другом Табладо) и В. Каменского, обозначив несколько общих структурно-типологических черт между ними.
Галина Зыкова (МГУ) в своём докладе «Эстетика самодельных книжек Николая Глазкова» сфокусировалась на второй волне авангарда, представив корпус самодельных и самиздатовских работ Глазкова – рукописные блокнотики, книжки с обложками-коллажами, тексты «на случай», самодельные книги. Было показано, как посредством этих материальных текстов конструировалась поэтическая персона Глазкова, создавался определённый «имидж».
Александра Баженова-Сорокина (НИУ ВШЭ) выбрала похожий культурный феномен – авторские комиксы, рассмотрев их в докладе «Цвет и композиция как аспекты повествования в комиксах Пако Роки». Докладчик развенчала миф об отсутствии повествовательности изображения в комиксе, доказав, что изображение внутри комикса нарративизируется за счёт использования медиа-конститутивных для изображения средств, вроде цвета или построения изображения.
Екатерина Калинина (МГУ) обратилась к специфике трансмедийного письма в докладе «Фотография в романе: эксперимент Ж. Роденбаха и его судьба в европейской литературе XX века». Калинина проанализировала несовпадение между текстом и изображением в романе «Мёртвый Брюгге», показав, что текст и фотография не аналогичным образом создают художественный эффект, выгодно обыгрывая друг друга своими экспрессивными возможностями. Андрей Андреев (НИУ ВШЭ) в докладе «Последовательность фотографий: исследование события и фотокнига» проблематизировал неэквивалентность текста и фотографии, продемонстрировав, как социологическое описание зачастую обедняет фотографию, и предложил способы выхода из этой ситуации, опираясь на междисциплинарные подходы. Андреев озвучил модель нового социологического описания, в котором фотография несёт функцию эпистемологической оптики.
По итогам круглого стола было намечено несколько подходов: адаптация текста изображением и изображения – текстом, а также – неэквивалетность одного модуса другому и частичная взаимонепереводимость. Тем не менее, определённого рода переводимость и конвергентность наблюдалась если не в сфере вербального и визуального, то в области методологических подходов и аналитических оптик, что не может не вселять оптимизма.
