Сестры Мария и Наташа Арендт живут в разных странах, но стараются работать и выставляться вместе. Современные представители клана Арендт вообще очень дружны. В то же время «клановость», безусловно, тяготеет над ними. Мария вспоминает, что долго не могла нащупать свою дорожку в искусстве, потому что изо всех углов на нее смотрели тени талантливых предков. С одной стороны – где, как не в творческой семье сформироваться свободной личности? Но и здесь, как видно, нужен некий момент преодоления. Даже при всей дружелюбности, открытости, одновременно существует и принужденность. Осознается она не сразу, иногда остается с людьми на всю жизнь, а иногда довольно быстро отпускает, дает расправить крылья. И констатация этого факта преподносится каждым человеком по-своему. Кто-то предпочитает об этом забывать, а вот Мария и Наташа проговаривают все с помощью искусства. Год назад у них состоялась выставка под названием «Пушкин – наше все», где сестры представили некую фантазию на тему жизни великого поэта. Ведь их семью с Пушкиным связывает важный и трагический факт. Их предок Николай Арендт был лейб-медиком, который не смог спасти Пушкина после дуэли (в то время такие ранения не лечили). И это событие - как укор его потомкам. Маша и Наташа нашли способ преодоления этого незаслуженного упрека всем Арендтам – придумали разные истории о том, если бы Пушкин остался жив.
В сегодняшнем проекте мы отделяемся от этой истории, сосредоточившись на извечной теме - моментах поиска себя. Название «Принужденная обстановка» – конечно, глубоко метафорично. Как принужденность – семейные ли условности, жизненные обстоятельства, общественные рамки или причуды художественного сообщества, - не дает художнику расслабиться, но и дрессирует его в стремлении к совершенству. Свернутые в рулоны картины, которым еще не пришло время открыться. Из маленьких (иногда даже наслаивающихся друг на друга) зарисовок, автоматических «почеркушек» во время телефонных разговоров или сидения в интернете, рождаются стройные, иногда минималистичные вышивки на ткани. Коллаж мыслей и рисунков превращается в трогательные, нарочито небрежные аппликации. Как и в центральной совместной работе выставки «Игры, в которые играют люди» (2012), где жесткие правила этой игры становятся аллегорией сложности жизни, а разделенная на равные черно-белые квадраты доска становится чем-то вроде житий с семейными историями.
|