Честно говоря, порой я завидую нынешним студентам Центра изучения религий, когда бросаю взгляд на их расписание. Изучали ли мы, студенты начала нулевых, религиозную географию? Да, но в рамках общего курса по антропологии и этнологии религии. А как насчет религии и кинематографа? Вообще нет! Тогда университет делал лишь первые шаги в мультимедиальную эпоху, преподаватели не приходили на занятия с планшетами, не у всех студентов были даже мобильные телефоны.
Мы были молодыми людьми с очень разным бэкграундом и пришли в ЦИР заниматься, на первый взгляд, странным делом. Выбирая изучение религий, почти никто, на самом деле, не думает о том, где он будет работать. Он получит хорошее гуманитарное образование и будет работать там, где захочет. Мало кто лелеет мысль разрешить межрелигиозные конфликты. Просто религия притягивает. Даже неверующих. Особенно неверующих.
Одним из первых прочитанных нами авторов был… Мартин Хайдеггер. Сложно придумать более действенную шоковую терапию. После него нас не пугали ни непонятный язык, ни непонятные предметы высказывания. Догмат о Троице? Три – это одно, а одно – это три? Ну а почему бы и нет?! Тертуллиан говорил, что «верует, ибо абсурдно»? Ну а как же еще?!
Мы начинали с книжки Мирчи Элиаде за 20 рублей в университетской книжной лавке, а некоторые заканчивали диссертациями. Мы перемещались из каталога в каталог и из читального зала в читальный зал подчас просто для того, чтобы побыть среди книг. Занятие непонятным в чем-то похоже на обучение в школе магии, и немного жаль, что «Гарри Поттер» обрел популярность чуть позже. Мы не замечали, как постепенно трансформировался наш язык, превращаясь в нечто профессионально-интеллектуально-нарочито-витиеватое, выделявшее нас даже на фоне других факультетов того же университета.
Постепенно ты начинал понимать, что религия, интересная сама по себе, нужна еще и как ось, вокруг которой легко организуется гуманитарное знание. Невозможно было понимать историю христианства или свободомыслия, не зная при этом всеобщей истории. Невозможно было разобраться ни в одном богословском учении, не ориентируясь в философии. Религия – это область переживаний, следовательно, тебе не обойтись без психологии. Религия – это еще и язык, значит, стоит изучить основы семиотики.
Стыдно было не разобраться в хитросплетениях буддийских школ или индуистских философских концепций, когда тебя увлекали Светлана Игоревна Рыжакова и Алексей Владимирович Пименов. Вместе с Борисом Зиновьевичем Фаликовым мы шли по следам религиозных авантюристов XIX и XX веков. Медитативно внимали Михаилу Андреевичу Сиверцеву, который читал с десяток дисциплин, но казалось, что эта дисциплина – одна, имени его самого. Андрей Андреевич Игнатьев атаковал наш мозг и заставлял его работать. Константин Анатольевич Скворчевский раскладывал по полочкам весь наш историко-философский багаж, накопленный за три года. С Николаем Витальевичем Шабуровым Иалдабаоф становился родным и близким, а перед Анной Ильиничной Шмаиной-Великановой было просто бесконечно стыдно, если имена Маккавеев не говорили тебе так много, как должны.
Но, наверное, главное, что нас учили двум вещам, без которых невозможен ученый. Терпимости, то есть способности понимать. И добросовестности, то есть неспособности подгонять задачу под ответ. С таким багажом учиться всему остальному проще.
Станислав Минин, выпускник ЦИР 2004 года, кандидат исторических наук, обозреватель «Независимой газеты», комментатор МАТЧ-ТВ.
Честно говоря, порой я завидую нынешним студентам Центра изучения религий, когда бросаю взгляд на их расписание. Изучали ли мы, студенты начала нулевых, религиозную географию? Да, но в рамках общего курса по антропологии и этнологии религии. А как насчет религии и кинематографа? Вообще нет! Тогда университет делал лишь первые шаги в мультимедиальную эпоху, преподаватели не приходили на занятия с планшетами, не у всех студентов были даже мобильные телефоны.
Мы были молодыми людьми с очень разным бэкграундом и пришли в ЦИР заниматься, на первый взгляд, странным делом. Выбирая изучение религий, почти никто, на самом деле, не думает о том, где он будет работать. Он получит хорошее гуманитарное образование и будет работать там, где захочет. Мало кто лелеет мысль разрешить межрелигиозные конфликты. Просто религия притягивает. Даже неверующих. Особенно неверующих.
Одним из первых прочитанных нами авторов был… Мартин Хайдеггер. Сложно придумать более действенную шоковую терапию. После него нас не пугали ни непонятный язык, ни непонятные предметы высказывания. Догмат о Троице? Три – это одно, а одно – это три? Ну а почему бы и нет?! Тертуллиан говорил, что «верует, ибо абсурдно»? Ну а как же еще?!
Мы начинали с книжки Мирчи Элиаде за 20 рублей в университетской книжной лавке, а некоторые заканчивали диссертациями. Мы перемещались из каталога в каталог и из читального зала в читальный зал подчас просто для того, чтобы побыть среди книг. Занятие непонятным в чем-то похоже на обучение в школе магии, и немного жаль, что «Гарри Поттер» обрел популярность чуть позже. Мы не замечали, как постепенно трансформировался наш язык, превращаясь в нечто профессионально-интеллектуально-нарочито-витиеватое, выделявшее нас даже на фоне других факультетов того же университета.
Постепенно ты начинал понимать, что религия, интересная сама по себе, нужна еще и как ось, вокруг которой легко организуется гуманитарное знание. Невозможно было понимать историю христианства или свободомыслия, не зная при этом всеобщей истории. Невозможно было разобраться ни в одном богословском учении, не ориентируясь в философии. Религия – это область переживаний, следовательно, тебе не обойтись без психологии. Религия – это еще и язык, значит, стоит изучить основы семиотики.
Стыдно было не разобраться в хитросплетениях буддийских школ или индуистских философских концепций, когда тебя увлекали Светлана Игоревна Рыжакова и Алексей Владимирович Пименов. Вместе с Борисом Зиновьевичем Фаликовым мы шли по следам религиозных авантюристов XIX и XX веков. Медитативно внимали Михаилу Андреевичу Сиверцеву, который читал с десяток дисциплин, но казалось, что эта дисциплина – одна, имени его самого. Андрей Андреевич Игнатьев атаковал наш мозг и заставлял его работать. Константин Анатольевич Скворчевский раскладывал по полочкам весь наш историко-философский багаж, накопленный за три года. С Николаем Витальевичем Шабуровым Иалдабаоф становился родным и близким, а перед Анной Ильиничной Шмаиной-Великановой было просто бесконечно стыдно, если имена Маккавеев не говорили тебе так много, как должны.
Но, наверное, главное, что нас учили двум вещам, без которых невозможен ученый. Терпимости, то есть способности понимать. И добросовестности, то есть неспособности подгонять задачу под ответ. С таким багажом учиться всему остальному проще.
Станислав Минин, выпускник ЦИР 2004 года, кандидат исторических наук, обозреватель «Независимой газеты», комментатор МАТЧ-ТВ.