Источник: У власти от народа удаленка/ / Независимая газета
Потери от вирусных атак в социальном измерении
Об авторе: Жан Терещенко Жан Терентьевич Тощенко – член-корреспондент РАН, завкафедрой теории и истории социологии РГГУ, главный научный сотрудник Института социологии ФНИСЦ РАН.
Начну с рассказа о событии, касающегося истории отечественной науки. В конце 1950-х годов Никита Сергеевич Хрущев, недовольный участием науки в решении прикладных научно-технических проблем, пригрозил разогнать Академию наук. И для аргументации своего мнения сказал: «Мне тут доложили, что в одном из институтов уже 25 лет мучают муху-дрозофилу, а толку никакого». И вывод последовал – прикрыть, прекратить, направить средства и усилия на нужные дела. И невдомек было, что через несколько лет эти опыты стали определять облик современного общества, открыли принципиально новые страницы в науке, помогли сделать прорыв в генетике, коренным образом обогатить представления о генах и хромосомах, заложить основы кардинальных изменений в сохранении здоровья людей, способствовать увеличению продолжительности жизни. История неоднократно свидетельствовала, что игнорирование науки, ее поисков, экспериментов – все это дорого обходится обществу.
Что касается нашей страны, то именно недооценка и непонимание роли науки в таких областях, как кибернетика, генетика, микроэлектроника, информатика, привели к потере темпов и способов эффективного развития советского общества. И прежде всего его ключевого звена – экономики. Что – как следствие – вызвало не только замедление, но и отставание в конкурентоспособности от других государств мира.
Наука как синоним победы
Но, с другой стороны, внимание и поддержка науки в достижении двух крупнейших целей – реализации атомного и космического проектов – обеспечили успех СССР в создании своей безопасности и первенстве в освоении космического пространства. Не говоря уже о том, что почти все наши нобелевские лауреаты в той или иной мере были связаны с этими проектами. То есть неумолимая логика научно-технического прогресса неоднократно свидетельствовала, что наука нередко является едва ли не единственным способом решения неотложных и даже трагических проблем.
Нечто подобное происходит и в наши дни. После разгрома Российской академии наук в 2013 году, закрытия отраслевых научно-исследовательских институтов (например, из 44 НИИ Министерства станкостроительной промышленности осталось только шесть) наука перешла в разряд выполнения спутником только тех проблем, которые могут дать быструю отдачу.
И вот уже очередной гром. Это на нас, как и на всю планету, обрушился коронавирус.
Сейчас, после восьми месяцев всемирной паники, можно сделать вывод о том, что главным, решающим средством в борьбе с пандемией стали результаты деятельности ученых, в данном случае Центра имени академика Гамалеи. Это там на основе многолетнего опыта разработки соответствующей вакцины был доведен до применения препарат, названный «V». И не только там! Есть не менее значимые предложения и других коллективов ученых (например, объединения «Вектор»). Поэтому хочу повторить, что именно научные результаты являются главным средством в противостоянии этой коварной пандемии. Более того, хочу подчеркнуть, что никакие постановления, ограничительные и организационные меры, принимаемые государственными органами, не избавят нас от страшной угрозы – в лучшем случае они могут способствовать ограничению (но не остановке) распространения этого заболевания. Спасителем может и должна стать только наука. Именно ей принадлежит решающее слово в окончательной победе над ранее неизвестным врагом.
Из этого следует еще один вывод – о необходимости коренного изменения научной политики государства. Может, такой пример, как реальная ситуация с пандемией, напомнит об актуальности внесения корректив в отношение к научному труду, его праву на поиск и на получение не только положительных, но и отрицательных результатов (ведь это тоже результаты).
И даст возможность не следовать рекомендации бывшего премьера Медведева, ратовавшего за «созидающее разрушение», в результате чего в 2013 году произошли фактическая ликвидация Академии наук, закрытие или объединение многих научных учреждений, сокращение численности научных работников, попытки создания сомнительных научных образований в виде «Сколково».
Все же история и практика показывают, что любые открытия, принципиальные усовершенствования той или иной человеческой деятельности возможны только на основе многолетней, часто изнурительной, но такой благодатной и благодарной работы. Поэтому события по противостоянию коронавирусу должны коренным образом изменить отношение к науке, повернуть внимание не на словах, а на деле (не только государства, но и бизнеса) на необходимость по-иному построить свое взаимодействие с наукой.
Таким образом, история еще раз свидетельствует, говоря словами Платона, что идеи правили и будут править миром.
Умение слушать и слышать
Говоря о науке как о главном и определяющем средстве по борьбе с коронавирусом, я не отрицаю значения и такого серьезного механизма, как деятельность государственных органов, руководителей различных учреждений и организаций по предотвращению заболеваемости. И президентом, и правительством приняты важные решения, которые во многом способствовали ограничению отрицательного воздействия пандемии. Были осуществлены многочисленные меры по предотвращению распространения этого опасного заболевания, по регулированию поведения людей на работе, в повседневной и личной жизни. Такие решения во многом способствовали тому, что удалось сдержать возможную вспышку заражения огромного числа людей, взять под контроль и регулировать ход общественной и личной жизни россиян. Но почему эти действия вызывают неоднозначные оценки и противоречивое отношение к ним?
Рациональность и необходимость принятых мер сами по себе у большинства людей не вызывают сомнения, тем более они направлены, по официальным утверждениям, на благо народа. Но на мой взгляд, надо посмотреть, как это благо, эти меры воспринимаются народом. Поэтому возникает необходимость оценки того, как работает обратная связь – власть и народ, народ и власть. Иначе говоря, вторым фактором по значимости после науки в борьбе с пандемией является феномен, который я называю умением не только слушать, но и слышать народ.
В настоящее время вряд ли найдешь хотя бы одного руководителя – как в верхних эшелонах власти, так и на низовых ее уровнях, – который бы не клялся в верности народу, отрицал необходимость контактов с ним, не говорил бы о стремлении выполнять его наказы и пожелания. Но одно дело – слушать, а другое – слышать.
Что касается первого – «слушать», то на это работают самые разнообразные каналы информирования: выборы, приемы, собеседования, собрания, встречи, письма, социологические опросы.
Такие источники информации показывают, как воспринимают люди то, что им говорят, что их волнует, какие у них проблемы и каким образом они хотят их решить. Судя по социологическим данным (ВЦИОМ), здесь все относительно благополучно. В разные месяцы о мерах государства по поддержке населения слышали от 74 до 84% этого населения, и еще от 13 до 15% признались, что частично информированы об этих мерах.
Но феномен «слышать» – это другое измерение. А что реально сделано после того, как было «услышано», что принято к исполнению, что осуществлено, а не скрыто за туманным «мы ваши пожелания учтем»? Это особенно актуально, потому что пандемия породила ранее неиспытываемое состояние неопределенности, растерянности и противоречивые суждения и действия. Что это – вид гриппа? И насколько он опасен? Стоит ли обращать на него внимание? Как относиться к официальным и медицинским (причем очень разнообразным) рекомендациям и ограничениям?
Тем более что очень скоро грянули события, которые самым непосредственным образом вторглись в жизнь россиян независимо от их понимания происходящих событий. И самым пугающим аргументом для принятия необычных способов противодействия эпидемии стала смертность. А она пугающа. На 27 августа в мире число заболевших превысило 25 млн, из них умерло 831,6 тыс. А в России – соответственно 980 405 и почти 17 тыс. (16 917). А наиболее дотошные эксперты обратили внимание на то, что в Китае число погибших в 5 раз меньше, чем в России, а также на то, что число заболевших в России в 10 раз больше (в последний месяц их насчитывается около 5 тыс.), чем в Китае.
Соответственно возникла масса вопросов. Как жить? Что делать в этой ситуации?
Надо сказать, что разрыв между обещаниями и реальным исполнением существовал всегда. Но он особенно обострился в период пандемии. Люди хотят знать истинное положение дел, без экивоков на разные причины. И если они подозревают, что с ними не хотят говорить с полной откровенностью, то возникает обоснованное сомнение в искренности и правдивости официальной статистики.
Так, в Санкт-Петербурге были опубликованы такие цифры: по данным статистики, с 1 апреля по 24 июля число умерших от коронавируса составило 1807, а по данным Роспотребнадзора – 4937. Объясняя эту разницу, главный санитарный врач города Наталья Башкетова ответила, что вторая цифра – это с учетом сопутствующих болезней (инфаркт, инсульт, онкология и др.). Примерно такая разная статистика характерна и для других регионов. Так почему не предавать гласности и то и другое и не создавать почву для недоверия? Именно разного рода умолчания и порождают сомнения: почему нам не говорят правду? Поэтому неудивительно, что, по данным Левада-Центра, 27% не доверяют официальным данным, а 39% сомневаются в них. Причем это сомнение никак не уменьшилось в течение всего периода уже прожитой части эпидемии: в марте в той или иной мере не доверяли официальным сообщениям 59% населения. А еще в это недоверие свою лепту вносят СМИ – их сообщениям о ходе борьбы с заболеваниями, о мерах участия государства и бизнеса по их преодолению, по данным ВЦИОМа, полностью или частично не доверяет каждый третий россиянин (31%).
Эти данные показывают, что людям не всегда говорят полную правду. Потому что на волнующие их вопросы они не всегда получают удовлетворяющие их ответы, их пожелания и предложения тонут в потоке вроде бы приемлемых мер, которые никак не сказываются на их понимании и приятии происходящих изменений. Отсюда и оценка усилий власти по предотвращению эпидемии: 46% одобряют меры президента и правительства, и столько же (48%) недовольны ими, хотя это недовольство противоречиво: 30% считают их недостаточными, а 18% – избыточными. Похожие данные дает и ВЦИОМ – говорят о полной (18%) и частичной (21%) неэффективности мер государства по поддержке населения.
Все это позволяет повторить неоднократно сделанный вывод, который в период пандемии приобрел особое звучание: необходимы существенные изменения в общении и взаимодействии власти с народом.
Для кого-то и безработица – занятость
В отличие от предшествующих кризисов рынка труда основной причиной остановки многих производств стали не традиционные экономические причины: перепроизводство, несоответствие спроса и предложения, потеря покупательной способности, а неучитываемый и невстречаемый ранее фактор – пандемия коронавируса. Именно она сразу же самым существенным образом повлияла на трудовую и повседневную жизнь россиян. Это проявилось в том, что, во-первых, была осуществлена попытка противостоять влиянию пандемии на экономическую жизнь посредством использования принципиально нового метода в организации труда – удаленки. Полностью на ней в мае трудились, по данным Минтруда, 9% россиян. Но по мнению экспертов, в той или иной мере в удаленку было вовлечено около 30%. Причем далеко не все – как производственные организации, так и отдельные работники – оказались способными принять такой метод организации труда. То ли из-за отсутствия средств для выполнения такой специфической работы, то ли из-за слабого владения навыками действовать в интерактивном режиме. Именно это привело к тому, что некоторые производства под разными предлогами начали частично или полностью возобновлять работу с возвращением на рабочие места временно отстраненных от работы людей, стремясь этим уменьшить потери и убытки. Кроме того, произошло закрытие или была приостановлена деятельность значительного числа организаций, что сразу же привело к росту безработицы – она к концу лета 2020 года, по данным Росстата РФ, достигла 6,2% рабочей силы (4,6 млн россиян).
Следует отметить, что работодатели быстро среагировали на наступивший кризис и срочно определились в своих действиях: каждый четвертый из них, согласно опросу Superjob, сократил или намерен сокращать персонал и/или урезать заработную плату.
Казалось бы, ущемление и ограничение возможностей коснулось небольшой части рабочей силы, однако эксперты считают, что реальная численность безработных больше: не все люди, лишившиеся работы, регистрируются в официальных структурах. Многие из них рассматривают ее отсутствие как временный перерыв или прибегают к эпизодической занятости.
Таким образом, разразившийся кризис, с одной стороны, привел к падению внутреннего валового продукта (ВВП) на 8,5% во втором квартале этого года по сравнению с аналогичным периодом прошлого. Одновременно рухнули основные показатели развития экономики, так как полная или частичная перестройка процесса функционирования многих производств показала, что многие из них оказались не готовыми ответить на этот вызов.
С другой стороны, был нанесен серьезный удар по занятости. Кризис породил массовые сокращения, увольнения, отпуска без оплаты и другие формы ограничения. А если судить, как сами люди оценивают ситуацию, то, по данным ВЦИОМа, 21% россиян в июне сообщили, что они лишились работы, и еще 20% ожидают, что это произойдет в ближайшее время, что далеко не совпадает с успокаивающими заявлениями Минтруда и Росстата РФ.
Также, по данным ВЦИОМа, 28% заявили о том, что их доходы снизились, и еще 18% полагают, что это произойдет вскоре. По данным Левада-Центра, 31% россиян заявили, что у них уже урезана заработная плата, и 14% ожидают этого в ближайшем будущем. Усугубление материального положения проявляется и в том, что, по данным Regnum, половина населения (52%) сказали, что они начали тратить свои сбережения для удовлетворения насущных жизненных потребностей. Еще 71% стараются тратить поменьше из имеющихся в их распоряжении средств.
Учеба свыше нам дана
Эпидемия нанесла неожиданный удар по всем уровням образования. Перед школьниками, студентами и преподавателями был поставлен вопрос: как продолжать учебу? Возникла принципиально иная ситуация, поставившая под сомнение накопленный веками опыт преподавания и обучения. Оптимисты заявили, что данная ситуация активизировала процесс обновления образовательного процесса, подтолкнула к созданию удаленных форм обучения, поставила вопрос применения принципиально новых методов подачи учебного материала. Но пессимисты заявляют, что за общими словами об удаленке скрывается множество нерешенных проблем: как и какими доступными и эффективными способами осуществлять обучение молодежи на всех уровнях ее подготовки? Как и какие методы контроля можно и нужно применять? Да и как, например, обучать профессиям врача, инженера, летчика и многим другим, которые требуют непосредственного контакта и с обучающим, и с предметом обучения.
Выясняется, что на этом пути прежде всего остро встал вопрос о владении учащимися и студентами навыками работы с компьютерными технологиями и соответствующим оборудованием.
Но во-первых, несмотря на широкое распространение компьютеров, их имеют не все, а среди владеющих ими не все и не всегда умеют использовать такой формат учебы. Во-вторых, для преподавательского состава это новые методы обучения и новые методы контроля, которые потребовали от них серьезной и глубокой перенастройки практики преподавания. В-третьих, остро поставлен вопрос об осуществлении воспитательного процесса (с 1 сентября этого года вводится обязательное требование по осуществлению планомерной работы со всеми обучающимися в течение всех лет учебы). Но как это осуществлять в условиях дистанционной схемы? И наконец, к этим вопросам примыкает и проблема личного контакта ученика и учителя в широком смысле этого слова, контакта, который, по признанию всех – и авангардистов, и консерваторов, – невозможно заменить в полной мере для получения желаемого результата.
Стоит отметить и такой аспект: не сформируется ли новый лик социального неравенства, когда при предлагаемых изменениях выиграют дети зажиточных и богатых социальных групп, способных обеспечить контактное обучение, в то время как остальным это будет недоступно?
Это социальное неравенство по обеспечению нормального образовательного процесса коснется и многих провинциальных вузов, которые, по утверждению реформаторов образования, не могут быть конкурентоспособными по сравнению со столичными вузами и вузами крупных центров и поэтому подлежат закрытию.
В таком случае хотелось бы задать такой вопрос: а кто будет тогда работать на предприятиях, в учреждениях и организациях в российской глубинке?
К этим нерешенным серьезным проблемам стоит добавить тревогу преподавателей провинциальных вузов, лекции и семинары которых предлагается по инициативе ряда «передовых» оракулов – в частности, из ВШЭ – заменить на дистанционной основе лекциями ведущих профессоров страны (по умолчанию предполагается, что эти профессора сосредоточены только в столичных вузах).
Можно упомянуть и другие нерешенные проблемы. Как, например, перестраивать свою жизнь (и возможно ли?) родителям школьников, которые ранее были уверены в контроле, осуществляемом школой, в то время, когда они находятся на работе. А как быть сейчас, если ребенок будет представлен самому себе? И наконец, стоит сказать и о финансовой стороне этого процесса. По мнению Олега Смолина, первого заместителя председателя комитета по образованию Государственной думы, ранее различные заболевания (например, грипп) не приводили к массовому прекращению обучения. В сложившейся ситуации нельзя исключать, что власть придет к выводу, что лучше дистанционное обучение, чем никакого на фоне полного карантина.
Но во что это обойдется в финансовом плане?
Например, один из омских вузов подсчитал затраты за один семестр: если им придется выполнить все требования Роспотребнадзора – сменные маски всем студентам за счет вуза, специальные приспособления для очистки воздуха, ежедневная термометрия, – то придется за семестр дополнительно тратить около 20 млн руб., которых у университета нет.
Что касается школ, то затраты при переходе на дистанционное обучение вырастут еще больше, потому что предложение Роспотребнадзора делить классы пополам привело бы к удвоению количества уроков, количества классов и соответственно количества учителей или к их двойной нагрузке.
Но как в вузах, так и в школах продолжает остро стоять вопрос о качестве обучения. Учителя и профессорско-преподавательский состав в большинстве своем, не отрицая возможности применения удаленных форм преподавания, ставят под сомнение эффективность и действенность таких мер по выпуску полноценных и квалифицированных выпускников и специалистов.
Настоящее – это ненадолго
Влияние пандемии глобально, оно охватывает практически все стороны жизни людей. За пределами анализа мы оставили другие сферы социального бытия – учреждения торговли и быта, культуры, искусства, деятельность спортивных и туристических организаций, функционирование рекреационных зон и зон отдыха, гостиничного хозяйства и многое другое. Они, каждый по-своему, столкнулись с необходимостью преодоления препятствий, которые никогда ранее в таком ключе не вставали перед ними.
Именно на основе восприятия названных сторон жизнеустройства вкупе с проблемами занятости россияне достаточно пессимистично оценивают свои перспективы. По данным ВЦИОМа, в июне разница между положительными и отрицательными оценками состояния общества составила –55%. Это дополняется и тем, что почти каждый второй (47%) говорит о постоянном росте социальной несправедливости, социального неравенства. А еще 20% убеждены, что это непременно продолжится в ближайшем будущем.
Иначе говоря, большинство россиян не видят удовлетворяющих их перспектив. К тому же стоит отметить, что, несмотря на рекламированную и обещанную властью всеобщую вакцинацию, люди относятся к ней весьма настороженно. По данным Левада-Центра, в августе 2020 года чуть более трети жителей России (38%) были готовы прививаться отечественной вакциной от коронавируса. Но это лишь в случае бесплатной и добровольной вакцинации. А вот большая часть (54%) ответили, что не готовы делать это. И с этим надо считаться, так как недоверие и несогласие могут объясняться множеством причин, в том числе и сугубо психологического характера.
Все это позволяет сделать вывод, что социальные последствия пандемии будут долговременными, и с этим предстоит жить, решая все без исключения проблемы общественной и личной жизни людей.
