Лекция Жан-Люк Нанси Деконструкция монотеизма

Лекция профессора Университета Страсбурга Жана-Люка Нанси была посвящена попытке разбора составляющих элементов монотеизма, их различания, а также тому, что способствовало их соединению и что еще парадоксально остается открыто и мыслится как нечто находящееся по ту сторону монотеизма по мере того как сам он глобализируется и обезбоживается.

Нанси, разумеется, предостерег собравшихся, что вряд ли сможет уложиться в одну лекцию и кратко и сжато указал на аспект, который надо отдельно развивать, а именно: говоря о монотеизме, необходимо включать в его состав греко-римское наследие с его философским и государственно-правовым составляющим. Во-вторых, французский философ ввел ограничение, что анализировать он будет ту форму монотеизма, которая «практикуется» в Европе. За рамками настоящей деконструкции остались две другие крупные формы: иудаизм и ислам, но необходимо следить за тем, чтобы не оставить в тени то, что христианство многообразно связывает с иудаизмом и исламом - будь то через соответствие, контраст или конфликт.

Перейдя конкретно к попытке деконструкции, Нанси заметил, что важное заключается не в христианских метах, а многочисленных и видимых на Западе и вкратце сводящихся к символу креста. «Знак креста может замечательно украшать собой такие места и практики, в которых христианство нежизненно, и, как известно, так происходит уже давно. Зато, например, как концепция “прав человека”, так и определенное соотношение политики и религии напрямую исходят из христианства».

В первую очередь необходимо понять как монотеизм в общем и христианство в частности породили Запад - и через это попытаться понять уже каким образом глобализирующий Запад вышел из сферы религии.

«Деконструкция монотеизма» - исследование, состоящее в разъединении составных элементов монотеизма и конкретно христианства, то есть Запада, который называется «современным». И здесь Нанси не выдает чистый ответ, а, как и принято, ставит тезис вопросом: не заключается ли характеристика христианства и монотеизма вообще именно в договоре, обете, завете, обязательстве, которое прежде всего обязывает самому быть в нем? Но ведь мир, вопрошает французский философ, смысл которого дан в модусе отсутствия - которого еще нет и в некотором смысле никогда не будет, - это мир, в котором «смысл» сам по себе оспаривает любой полученный и получаемый смысл.

Христианство само по себе и в самом себе является деконструкцией и самодеконструкцией. Именно этой чертой он представляет одновременно самую западную «прозападническую» форму монотеизма и общую схему, которую надо научиться применять и ко всему тройственному монотеизму. Христианство показывает самым активным принцип мира без бога.

Первой чертой самодеконструируемого христианства, по мнению Нанси, является характер, вписанный в сам принцип монотеизма, который по сути является атеизмом. Единичность бога, напротив, означает уход бога вне присутствия и таким образом, вне силы, которая как-либо может быть понята. Если Бог Израиля является богом всемогущим, то это не в смысле активной силы в дифференциальном соотношении сил: его «все»-силие означает, что он ей располагает один, что он может как убрать ее, так и удалиться от нее, и он единственный может заключить завет с человеком. Монотеизм по своему принципу разрушает теизм, то есть присутствие силы, которая объединяет мир и обеспечивает его смысл. Он делает абсолютно проблематичным имя «бога» - он делает его ничего не значащим - а главное, отбирает у него силу что-либо гарантировать. В этом смысле атеист, который решительно отказывается от любой искупительной гарантии, парадоксальным или странным образом ближе к вере, чем «верующий». Но это также означает, что атеизм, который ныне структурирует Запад, сам является реализованным христианством.

Совершив уникальную по сравнению со всеми другими религиями мира эволюцию, христианство получает самоинтерпретирующую историю, в которой он сам понимает себя все менее и менее религиозно, в том смысле, что религия подразумевает мифологию (рассказ, репрезентацию действий и личности божества). Он сам изъясняет себя в терминах, которые уже являются не терминами основополагающего и образцового рассказа (Бытие, Моисей, Иисус, его воскрешение и т.д.), а терминами символики, расшифровываемой в рамках человеческого удела (разум человека, его свобода, достоинство, отношения с другими).

Христианство представляется исторически и доктринально как сложная композиция, то есть не только как корпус рассказа и сообщения (хотя и выдвигает вперед «благую весть», сообщаемую через образцовый рассказ), но намеренно строится как сложное развитие, исходящее и отступающее от иудаизма в плане как онтологии, так и политики. С другой стороны, оно определяется также и не менее сложным отношением к исламу, который оно отвергает, однако признает его принадлежность к авраамической вере - и в то же время его роль в истории философско-теологической мысли. Сама по себе эта открыто заявленная историческая комплексность. Так, догмат Воплощения пользуется идеями «природы» или «сущности» и «ипостаси» или «чувственного представления» для того, чтобы установить, что личность Иисуса идентична личности человека и Бога в одном и том же проявлении. Разумеется, сердце этого догмата объявлено «таинством», но эта тайна не имеет черт мифа: она обращается к рассудку человека, предлагает ему рассматривать то, что, будучи вне его понимания, просвещает его в нем и о нем самом (то есть опять-таки о бесконечном предназначении человека). Вопрос о Воплощении, очевидно, - точка абсолютного отделения от иудаизма и от ислама. Но полезно заметить, что эта точка разногласия также является точкой, где во-первых, обсуждается весь ключевой вопрос монотеизма (а именно: что такое союз Бога и человека?), и во-вторых, точка, где каждый монотеизм может и должен обнаружить в остальных нечто от самого себя (например, воскресение). Это разделенное в себе единство монотеизма создает наиболее верным и также наиболее парадоксальным образом единство единого Бога. Можно сказать, со всеми возможными оговорками, что этот Бог разделяется - даже атеизируется.

В этих условиях христианство - не столько доктринальный корпус, сколько субъект в отношении с самим собой в поисках себя, в тревоге, ожидании или желании своей собственной идентичности. Поэтому, подобно тому, как оно мыслит бога в трех лицах, чья божественность состоит в отношении к себе, подобно этому оно и само исторически делится по крайней мере на три субъекта - религия Отца, религия Сына, религия Святого).

Христианство включается с самого своего начала в бесконечный процесс (как развитие) самоисправления и самопреодоления с целью возврата к более чистому истоку. Тогда должен быть, разумеется, поставлен вопрос о природе и структуре этого самоисчезновения: то ли это диалектическое преодоление, то ли нигилистическое разложение, то ли открытость прошлого абсолютно новому. Так или иначе, то, о чем идет речь, не что иное, как следующее: каким образом монотеизм порождается как гуманизм и каким образом гуманизм сталкивается с конечностью, таким образом вошедшей в историю.

Теряется суть монотеизма во всех его формах. А именно то, что «единость» «бога» вовсе не является в нем Единственностью в смысле субстанции, присутствующей и объединенной с собой самой: напротив, единственность и единство этого «бога» (или же божественность этого «единого») состоит именно в том, что Единое не может полагаться, присутствовать и изображаться, будучи объединено в себе.