Экономические воззрения Джона Кеннета Гэлбрейта были обусловлены практическими реалиями, политическим опытом и насущными проблемами его времени. Иногда в его научных подходах можно было обнаружить и вкрапления элементов, представляющих собой другие течения экономической мысли. Но случаи прямого влияния научных концепций, как, например, это произошло с «Общей теорией» Кейнса в Кембридже в 1937 году, все-таки были редкими. Скорее Гэлбрейт опирался на социологию управления – на Вебера, Берли, Минза, Маркхэм, Саймона. Он хотел, чтобы экономическая наука вошла в эпоху корпораций, планирующей системы, уравновешивающей силы и социального баланса.
Этого ему не удалось. Напротив, в экономике последних пятидесяти лет вокруг идей и работ Гэлбрейта строго сохраняется санитарный кордон. Его точку зрения не оспаривают – её просто игнорируют. Его литературный стиль, его дар находить образы и метафоры – из-за этого его не воспринимают как добросовестного экономиста. «Настоящие» экономисты должны быть занудами. И, по крайней мере, в этом они точно преуспели, их студенты не дадут соврать.
Моего отца породило время. И он сам был его архитектором. Он принимал некоторое участие в реализации Нового курса Рузвельта. Его роль в военной экономической политике была значительной. Он участвовал в послевоенном восстановлении Германии и Японии, писал «Речь надежды», с которой в Штутгарте в 1946 году выступал госсекретарь Джеймс Бирнс. Отец выступал в качестве советника при запуске Плана Маршалла. Его идеи повлияли на программы «Новые рубежи» Джона Кеннеди, «Великое общество» и «Война с бедностью» Линдона Джонсона. И, в конце концов, нужно сказать о более важном значении его идей: они подготовили почву для критики власти корпораций, а также привлекли внимание к решению новых проблем, например, удовлетворения общественных нужд, сохранения принципа уравновешивающих сил, защиты окружающей среды, освобождения женщин от предписанной им в рамках послевоенного капитализма роли домохозяек, работающих, будто рабочий на полной ставке.
Он выступал за процесс деколонизации. Рассказывают, что в 1957 году он даже познакомил сенатора Джона Кеннеди с представителями Фронта национального освобождения Алжира. Отец выступил резко против операции, проведенной в 1961 году в духе неоколониализма и холодной войны для свержения кубинских властей. Начиная с 1961 года, будучи советником сначала Кеннеди, а затем и Джонсона, он выступал против войны во Вьетнаме. Отец стал публично критиковать эту войну после 1965 года, когда конфликт начал разрастаться. Впрочем, самым важным представляется то, что он связывал экономику с проблемой выживания в ядерную эпоху. Он хотел помочь наладить связи между США и СССР, полагая, что сосуществование и сближение были бы в их интересах. В 1963 году Кеннеди предлагал отцу рассмотреть возможность поработать послом в Москве – в этом случае холодная война вполне могла бы завершиться за 25 лет до Рейгана и Горбачева.
Таким образом, учитывая вышесказанное, научный подход моего отца вольно или невольно эволюционировал. Мой отец не был революционером, не поддерживал антициклическую политику и уж точно не являлся теоретиком рыночного равновесия. Он описывал современную ему экономику. А это было послевоенное время – эпоха великих американских промышленных корпораций. Отец осознавал мимолетность славы и дожил до того момента, когда мир, о котором он писал, пошатнулся. Впрочем, это не означало, что его работа была бессмысленной. Это как если бы после падения СССР считать ненужной работу тех, кто эту страну изучал. Однако для большинства ученых-экономистов важно не то, что происходит здесь и сейчас; они стремятся конструировать долговременные состояния равновесия. Видимо, они хотят достигнуть интеллектуального бессмертия. Тем же, чье сознание и взгляды эволюционируют, такое бессмертие не даруется. Течение реальной мировой истории для них эфемерно. Когда конкретные исторические условия перестают быть актуальными, о таких ученых и их работах тоже забывают. Это и произошло с «Новым индустриальным обществом». В свое время эта книга была одной из самых популярных работ по экономике. Но в 1990-е годы ее перестали печатать. Отец умер в 2006 году, и к этому времени книгу уже почти невозможно было купить. С тех пор было несколько переизданий, одно из них – Принстонского университета, другое – в серии Американской библиотеки. Благодаря этому можно надеяться на то, что книга будет доступна будущим поколениям.
А теперь, давайте через призму «Нового индустриального общества» посмотрим на те события, которые происходили в экономической жизни за последние 50 лет. Вот самые значимые из них:
- В 1971 году прекратила существование обеспечивавшая стабильность послевоенная валютная система, созданная в 1944 году в Бреттон-Вудсе. Дестабилизирующим фактором стала политика США, в особенности война во Вьетнаме. Эти события развивались одновременно с возникновением неблагоприятной для Америки конкурентной среды. Частью этого процесса стало восстановление и дальнейшее выдвижение на первые роли экономик Германии и Японии.
- значительный рост цен на топливо и сырье, в частности, на нефть в 1970-е годы. Указанный фактор в сочетании с высокой и нестабильной процентной ставкой на фоне периодических спадов – всё это нанесло удар по структуре затрат американских промышленных фирм, которые в результате стали испытывать финансовые затруднения.
- увеличение мощи конкурентов – индустриальных планирующих систем, чьи технологии оказались лучше приспособлены к новым условиям. В первую очередь это касалось Японии, через некоторое время – Кореи, а впоследствии – Китая. Низкие цены на производимые потребительские товары привели к росту реальных заработных плат в этих странах, тогда как в США установился потолок зарплат, а доля расходов на труд в валовом доходе не увеличилась.
- В 1979-1982 годах произошла финансовая контрреволюция, которая нанесла удар по профсоюзам и связанным с ними компаниям. Она явила к жизни доллар в качестве международной валюты. В результате родился мир, где доминирует финансовый сектор. В этом мире мы сейчас и живем.
- высокотехнологичная деятельность перешла к дорогостоящим компаниям с независимым капиталом. Отпочковавшись от государства или от корпораций, они стали заниматься НИОКР в гражданской и военной сферах. В результате такие фирмы превратились в настоящих хищников и паразитов на телах корпораций, частью которых они сами когда-то являлись.
- В начале 1980-х годов разразился всемирный долговой кризис, а вместе с этим экономическое развитие, которое наблюдалось в постколониальный период, остановилось. В середине 1980-х резко упали цены на сырье. Распад СССР в 1991 году завершил 70-летнее соревнование между двумя экономическими системами.
- В Америке к власти пришли технократы-финансисты. По всей стране распространилась идея всеобщего благосостояния. США стали подобием глобального Минотавра в системе мировой торговли. Возникла экономика частного потребления, в основе которой лежал частный кредит (в особенности на недвижимость или на автомобиль), кредитные карты, кредиты на обучение в высших учебных заведениях. И эта неустойчивая и дефектная система кредитования явилась причиной неестественного экономического роста.
- В 2007-2009 годах грянул Великий финансовый кризис. Из-за этого экономический рост во всем мире замедлился, объем инвестиций снизился, государственный капитал истощился. Углубилось неравенство в доходах, снизился уровень экономической защищенности. Наступило общее разочарование, и смягчить его было способно лишь функционирование институтов государства всеобщего благоденствия.
Были и другие события, но вышеприведенные кажутся самыми значимыми.
Бреттон-вудские соглашения оформили гегемонию американской системы после 1945 года. Британская и Французская империи прекратили свое существование. Начиналась холодная война. Новая система была обусловлена промышленным превосходством США, также фактическим доминированием, а иногда и монополией, которую установил «свободный мир» над золотым запасом. Но это не могло длиться вечно. Экономики Германии и Японии возродились. Американские промышленные корпорации стали трансциональными. Наконец, у США стал возникать торговый дефицит, который превратился в хронический, в том числе из-за войны во Вьетнаме. Спустя всего лишь четыре года после публикации «Нового индустриального общества» президент Никсон закрыл «золотое окно», произошла девальвация доллара. Никсон объявил себя «кейнсианцем в экономике». Стагфляция – сочетание инфляции с безработицей, что прежде считалось немыслимым – подорвала уверенность кейнсианцев из Массачусетского технологического института в том, что они могут управлять макроэкономическими процессами при помощи микроэкономических инструментов. Гэлбрейт поддерживал введенный контроль цен, как вынужденную меру. Однако эта теоретическая победа оказалась пирровой. Никсон ставил перед собой лишь краткосрочные задачи, сугубо политические, циничные и успешно решенные.
Нефтяные кризисы 1973 и 1979 годов были связаны с политическими событиями. В 1973 году вспыхнула война между Египтом и Израилем, а в 1979-м – Исламская революция в Иране. Однако падение цен на нефть отчасти было реакцией и на падение доллара, к которому они были привязаны. В Америке это проявилось в увеличении инфляции, следствием которой стала высокая процентная ставка, использованная в качестве антиинфляционной меры. В результате пострадали основные фонды промышленных предприятий США, которые перестали обновляться. Ценовые преимущества получили растущие экономические системы в Японии, а затем и в Корее, которым удалось снизить издержки на транспортные расходы и товарные запасы. В результате серьезный удар был нанесен по уравновешивающей силе. Профсоюзы пришли в упадок. В районе Великих озер началась деиндустриализация, и тем самым была подорвана политическая база американской социал-демократии, которая всегда опиралась на автомехаников, рабочих, сталеваров, работников резиновой промышленности. Спустя 45 лет именно эти люди поддержат Дональда Трампа.
Между тем, конкурирующие с Соединенными Штатами планирующие системы Германии и Японии развивались и процветали. Этому способствовали послевоенная демилитаризация, социал-демократы, вдохновленные Новым курсом, гарантированный доступ к крупным рынкам (для Германии – европейский, для Японии – американский). Ни одно из этих государств не бросило свои «гэлбрейтианские» корпорации. Везде успешно функционировали уравновешивающие силы, которые защищали эти предприятия от противозаконного захвата, приватизации со стороны номенклатуры, разграбления и самоуничтожения. В результате, корпорации росли, постепенно вытесняя американские фирмы не только на рынках третьих стран, но и в самих США. Этим процессом можно было управлять за счет добровольного ограничения экспорта. Однако это привело бы к негативным последствиям. Фирма, приходящая на рынок, оказывалась бы в сегменте товаров высокого качества, высоких издержек и высокой прибыли и доминировала бы на рынке при общем росте доходов.
Финансовую контрреволюцию в 1979 году запустил Пол Волкер. Рональд Рейган, придя к власти в 1981 году, поддержал ее и ускорил перемены. Это нанесло удар по корпорациям и профсоюзам, восстановило доллар и увеличило торговый дефицит, сократило налоговые ставки. Те, кто управлял компаниями, получили возможность перераспределять доходы, особенно между собой. На смену экономике организаций пришла экономика олигархов. На смену промышленной мощи пришла финансовая, поднявшая новую волну потребительского процветания, которая стала возможной благодаря глобализации систем производства и частному долгу вкупе с новой милитаризацией, финансируемой за счет госдолга. Благосостояние, основанное на финансовой мощи, должно было привести к росту покупательной способности – и привело. Однако основа у этого благосостояния была шаткой: растущее неравенство доходов.
После того, как контроль перешел к финансовому сектору, промышленный сектор был реорганизован. Его технологические функции были направлены на то, чтобы воспользоваться преимуществами цифровой революции. Финансовое благосостояние предполагалось сосредоточить в руках тех, кто контролировал технологии. Это, в свою очередь, привело и к стратификации нашей страны по территориальному признаку. Развитие получила Калифорния (и всего Запада США), которая стала техническим антиподом финансовому Восточному побережью. Остальная страна стала мостом между ними. Доминирующие на мировом рынке американские промышленные предприятия стали самыми «продвинутыми» и в то же время в наибольшей степени связанными с американским военно-промышленным комплексом. Это касалось сферы информатики и коммуникаций, а также авиакосмической промышленности. За этим вновь последовала политическая трансформация. Американские центры благосостояния привлекали и поддерживали как социал-либералов[1], так и прогрессивных либертарианцев. У Демократической партии, оторванной от рабочего класса, появилась новая социальная база поддержки. Рейгановская Калифорния стала главным демократическим штатом. Однако для старорежимных промышленных корпораций потеря своей «высокотехнологичности» означало продолжение падения. Apple стала компанией, чья стоимость на рынке оценивалась в триллионы долларов, в то время как General Electric и IBM боролись за выживание.
По всему миру финансовая контрреволюция поставила под сомнение итоги десятилетий индустриального развития. Большая часть планеты оказалась в новой зависимости от американского рынка. Он стал единственным надежным источником глобального потребительского спроса и финансовой независимости. Цены на товары обрушились, вместе с этим банкротились и производители. Это привело к распаду СССР, а американский рынок открылся для растущего Китая. После падения Советского Союза туда отправились последователи Хайека, Фридмана и Самуэльсона. Затем произошла либерализация цен и промышленное производство пришло в упадок. Масштабы человеческой катастрофы была сопоставимы с голодом в Ирландии и последствиями Версальского договора. Россия смогла частично восстановить свою экономику лишь за два десятилетия. В некоторых государствах, образованных на развалинах СССР, например, на Украине, этого не произошло до сих пор. Однако Китай твердо придерживался идей Гэлбрейта. Меры по стабилизации цен стары, как Китайская империя. Китайцы, как я уже отмечал в предыдущей лекции, читали и изучали труды Гэлбрейта, посвященные контролю над ценами. О том, что влияние Гэлбрейта сохраняется, я узнал в начале 1990-х, когда работал главным техническим советником в Государственной комиссии по планированию макроэкономических реформ и укреплению институтов. Не нужно и говорить о том, что Китай отчасти обязан своим успехом кризису американских корпораций. Но также стоит добавить, глядя на промышленный ландшафт XXI века, что Германия, Япония и Китай являют собой пример государств, построенных по рецептам Гэлбрейта, или иначе – гэлбрейтианских государств. В этот же ряд можно включить Австрию, Корею и некоторые другие страны. Присоединится ли к ним Россия? Этот вопрос пока открыт.
Тем временем Соединенные Штаты продолжили свое движение. Мы верим в технологию и силу финансов, поддерживаемые военной мощью. Такую систему можно назвать несбалансированной и нестабильной, она зависит от колебаний и капризов частной задолженности. Уже в начале 2000-х мы стали свидетелями того, насколько бесполезной может оказаться военная мощь и насколько действенной силой может стать народ, решивший себя защищать. Ирак и Афганистан продолжают служить здесь яркими примерами, а Сирия лишь окончательно это подтвердила. Тогда наша страна решила прибегнуть к финансовому оружию: тарифам и санкциям. Но к чему это может привести, помимо изменений мирового финансового порядка? Сейчас эта угроза кажется отдаленной. Финансовое превосходство США значительно и стабильно. Но надолго ли?
Основная часть населения США по-прежнему живет в стабильном обществе и процветает. Это состояние временно поддерживается низкими ценами на энергоносители, в частности, на природный газ. Однако при этом в обществе ощущается серьезная обеспокоенность, люди все больше чувствуют себя незащищенными, и от этого их раздражение лишь усиливается. Экономика нашей страны растет медленно, одновременно с этим перед нами стоит проблема изменения климата – вокруг нас одни неразрешимые проблемы. Люди чувствуют, что их воспринимают как расходный материал. И они на это начинают реагировать. Трамп – тот крест, который нам приходится нести, расплачиваясь за нашу неспособность заблаговременно распознать эту угрозу и ее избежать. Подводя итог, скажу так: мы наблюдаем закат идей Джона Кеннета Гэлбрейта в той стране, которая их породила. И в этом опасность нашего нынешнего пути.
[1] Слово «либерал» здесь надо понимать не в российском, а в американском смысле. «Либерал» по-русски – это сторонник уменьшения роли государства в экономике (либертарианец), а liberal в США – это, наоборот, сторонник активного вмешательства государства, последователь Ф. Рузвельта и Нового курса. (Прим. ред.)
ИНТЕРВЬЮ
После лекции профессор Гэлбрейт согласился ответить на несколько вопросов.
- Скажите, пожалуйста, насколько актуальны труды Джона Кеннета Гэлбрейта в наши дни? Или они интересны только историкам экономики?
- На мой взгляд, весьма актуальны. Причин этому две: во-первых, то, как мой отец описал развитое индустриальное общество, приложимо как к Америке того времени, так и к самым успешным экономическим моделям сегодняшнего дня. Эти описания трактуют социальное правительство в противовес нерегулируемой экономике. И это не социализм, это иная вещь. Это демонстрация того, как подобные модели могут существовать, выполняя, в зависимости от своих размеров, те цели, для которых созданы.
Во-вторых, его работы интересны самим подходом и, если хотите, умонастроением. Он был весьма практическим человеком, далеким от высокого интеллектуализма. Он родился на ферме и затем работал в весьма тяжелой обстановке, контролировал инфляцию во время Второй мировой войны. Его посылали для анализа данных по стратегической бомбежке Германии и Японии. После войны он занимался вопросами восстановления страны, а позже, в начале 1960-х, анализировал, с практической стороны, развитие Индии. Он был политической фигурой в вопросах экономики, выступал против войны во Вьетнаме. К любой проблеме он подходил очень взвешенно, объективно и аналитически. Идеологические вопросы на него не влияли. Он не придерживался слепо одной теории и не превозносил определенных экономистов-теоретиков, не исключая и самого себя. Так что он умел и мог говорить с американцами, с советскими русскими, его почитали в Японии и, как потом оказалось, весьма ценили в государственной сфере Китая. Он был иконой для прикладников от экономики.
- Какие работы Вашего отца в наше время наиболее актуальны? Что бы Вы посоветовали прочитать нашим студентам в первую очередь?
- Есть две его работы, переведенные на русский: «Общество изобилия», впервые опубликованная в 1958 году, и «Новое индустриальное общество» 1967 года издания. Это основные книги. Первая – более философская, вторая – более практическая.
Также хочу упомянуть книги по финансовым вопросам. В них видны и его чувство юмора, и знание истории. Это «Великий крах 1929 года», «Краткая история финансовой эйфории» и «Деньги». В них описывается нестабильность банковского финансового капитала.
В 1977 году BBC выпустило 15-серийную программу под названием «Эпоха неуверенности», она есть на ютюбе и ее стоит посмотреть, особенно первые серии. Там говорится об истории экономики, Марксе, Торстейне Веблене и Кейнcе. Ее также стоит посмотреть с целью ознакомления с телевизионным производством 1970-х. Эта программа – как бы упрощенная версия его книг, я сам ее часто использую.
- Над какими проблемами экономической теории Вы работаете сейчас?
- Я уже давно работаю над одним крупным вопросом: оценкой развития экономического неравенства в мировой экономике. Эта работа предполагает подробный статистический анализ больших масс данных. Это очень кропотливый, но весьма плодотворный труд, я считаю. Он охватывает последние 50 лет и показывает, как взаимосвязан весь мир и как он одновременно реагирует на глобальные события.
Вдобавок, я являюсь профессором публичной политики, а это обязывает меня всегда быть готовым прокомментировать любое событие. Тут важно не впасть в конфликт интересов, ведь я 20 лет уже являюсь членом сообщества «Экономисты за мир и безопасность», она аффилирована в России и других странах. Ее философия состоит в том, что все социологи, и экономисты в особенности, должны принимать на себя ответственность разрешения конфликтов, сохранения стабильности в отношениях между странами и недопущения войны. Подобные риски всегда существуют. Агрессивные позиции стран – явление нередкое, а их последствия могут быть весьма опасными и неподконтрольны, так что это необходимо смягчать и над этим работать.
