Профессионалам нужна перезагрузка

Профессионалам нужна перезагрузка

Именно так считает ректор Российского государственного гуманитарного университета член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, профессор Ефим ПИВОВАР. Хотите узнать почему – читайте дальше.

– Ефим Иосифович, говорят, что гуманитарный университет – ваше ноу-хау?

– В определённом смысле – да. Когда мы задумывали Российский государственный гуманитарный университет, нам хотелось объединить в стенах одного учебного заведения все гуманитарные дисциплины, а не какую-то их часть, как это обычно происходит при создании юридического, экономического или лингвистического вуза. Однако сейчас РГГУ представляет собой структуру более разветвлённую, чем та, что предполагалась изначально. С одной стороны, он включает все фундаментальные гуманитарные дисциплины – философию, историю, экономику, право, социальные науки, а с другой – прикладные, такие как архивоведение, документоведение, защита информации. Такого сочетания дисциплин, как у нас, нет нигде.

– Стремились объять необъятное?

– Вовсе нет, просто жизнь всё время генерирует какие-то новые направления, возникающие на стыках уже существующих дисциплин, и отвечать на эти требования гораздо проще, когда в нашем распоряжении весь комплекс гуманитарных знаний.

– Однако нынче большинство «лириков» снова в загоне, в почёте разве что юристы с экономистами. Вам не кажется, что в начале XXI века гуманитарное знание постепенно сдаёт свои позиции?

– Говорить о месте гуманитарного знания в современном мире очень непросто. Сегодня многие, в том числе и те, кто принимает решения, не всегда чётко себе представляют, что оно собой представляет на данном этапе развития общества. Когда говорят о необходимости больше внимания уделять естественно-научному или инженерному образованию в противовес гуманитарному, обычно имеют в виду переизбыток юристов, управленцев или экономистов, но это не имеет отношения к представителям других гуманитарных специальностей, скажем к музееведам, реставраторам или египтологам. Общество пока ещё не осознаёт, насколько сегодня важно гуманитарное сопровождение каждого социального проекта. Ведь в конечном итоге любой проект, связан ли он с развитием систем связи, исследованием космоса или реформированием силовых ведомств, по сути своей является социальным, то есть ориентированным на социум, поскольку он так или иначе повлияет на судьбы сотен тысяч, а может, и миллионов людей. Я уже не говорю о чисто гуманитарных проектах в сфере образования, культуры или масс-медиа. Взять хотя бы «Литературную газету» – уникальный гуманитарный проект, с которым по силе влияния на умы людей в середине XX века вряд ли какое-либо другое издание могло сравниться.

– Спасибо за добрые слова. Но вы сказали, что сегодня общество недооценивает значение гуманитарного знания. Увы, «люди гибнут за металл», а не за высокие идеалы духовности и человечности.

– Это не их вина. Мы ведь в большинстве своём оказались совершенно не готовы к существованию в условиях капитализма, где борьба интересов ведётся по очень жёстким, чтобы не сказать жестоким, правилам. Тем более важно использовать по максимуму гуманитарные механизмы для регулирования этих процессов.

– А как это могло бы выглядеть на практике?

– Недавно президент говорил о реформировании системы МВД, которая в том числе предполагает и сокращение на 20% личного состава. Как в дальнейшем сложатся судьбы этих людей и их близких? Задача поставлена, но механически её не решишь. Вернее, можно и механически, но результат в этом случае будет противоположный ожидаемому. Гуманитарное сопровождение и рассчитано на то, чтобы максимально снизить социальное напряжение при решении такого рода проблем: психологическая помощь, социальная адаптация, профессиональная переориентация и многое другое – вот что оно в себя должно включать. Задача самих гуманитариев – объяснить, насколько это важно. Конечно, взаимопонимание между профессионалами и обществом – это улица с двусторонним движением, но если мы будем сидеть и ждать, когда нам навстречу пойдут, то можем этого и не дождаться. Ещё раз повторю: если гуманитарно задача поставлена неверно, то решение будет неадекватно цели, которая изначально предусматривалась.

– Получается, что большой комплекс гуманитарных знаний надо каким-то образом внедрять в массовое сознание как можно быстрее. Это реально по отношению к людям, давно уже вышедшим и из школьного, и из студенческого возраста?

– Вполне! Процесс переподготовки и повышения квалификации доступен человеку в любом возрасте и при любой профессии, да и кардинальная смена профессии даже в достаточно зрелом возрасте сегодня уже не редкость. В XXI веке образование – процесс непрерывный, его уже нельзя, как раньше, получить однажды и навсегда и забыть б этом. Я уже не говорю о том, что понятие «образование» сегодня предполагает не только сумму знаний, необходимых непосредственно для профессиональной деятельности в той или иной сфере, но и информацию, закладывающую фундамент культуры личности. Это роботу достаточно владеть только «профессиональными навыками» — человеку, чтобы оставаться личностью, а не винтиком в механизме, будь то частная компания или государственная структура, этого явно недостаточно.

– Те, кому до 35, как правило, идут на перемены достаточно легко, но с возрастом люди начинают избегать нового, из страха не соответствовать более высоким требованиям и утратить то, что уже с таким трудом достигнуто.

– Вполне объяснимый психологический барьер. Человеку свойственно опасаться неизвестности, даже если он понимает, что она таит в себе массу позитивных перспектив. Однако он в состоянии этот барьер преодолеть, если поставит перед собой такую задачу. Без «перезагрузки» сейчас уже ни один специалист, если он хочет быть конкурентоспособным в своей сфере, обойтись не может. Самообразование, постоянное повышение квалификации неизбежны. Если человек пытается уклониться, жизнь всё равно заставит его принять перемены. Или он рискует вылететь на обочину.

– Но перед человеком, поставившим перед собой такую задачу, обычно возникает немало проблем – юридических, психологических. Кто поможет ему их решить?

– Профессионалы. Мы сейчас создаём систему гуманитарных клиник для населения: юридическую, экономическую, психологическую и лингвистическую, куда можно будет обратиться с любой проблемой.

– Ну с первыми тремя ясно, а что будет собой представлять лингвистическая клиника?

– Своего рода консультативный пункт по проблемам русского языка. То, что у многих наших сограждан с этим большие проблемы, ни для кого не секрет. Низкая культура речи сегодня являет собой не такую безобидную проблему, как многим кажется.

– А почему за эту задачу взялись именно вы? РГГУ– всё-таки учебное заведение.

– Не только учебное, но и научно-исследовательское, да и о практике у нас забывать не принято. В здании, где сейчас размещается наш главный корпус, до революции располагался народный университет, где люди любого звания могли пополнить запас знаний. Мы решили идти от требований, которые перед людьми ставит сама жизнь. От призывов к гуманитарному сопровождению социальных проектов мы переходим к реальной деятельности. В ближайшее время мы планируем создать структуру, которая будет проводить мониторинг социально значимых проектов и давать свои рекомендации, дабы они были реализованы с наименьшими затратами для общества.

– То есть учитывали как мотивацию конкретных людей, привлечённых к реализации проекта, так и социальные последствия самого проекта?

– Совершенно верно. Вот вам ещё один пример: переход к электронному правительству. Задача очень сложная, и одной только установкой компьютеров во всех госучреждениях страны её не решить. Кстати, это меняет очень многое и в системе подготовки наших студентов – будущих архивистов и документоведов, которым предстоит работать с электронными архивами. Это многоуровневые и очень динамичные системы, работать с ними должны высококвалифицированные специалисты.

– Теперь понятно, почему у вас существует информационный факультет, который на первый взгляд к гуманитарным отнести трудно.

– Сегодня проблема защиты информации, гуманитарной в том числе, встала особенно остро. К сожалению, в нашей стране уровень информатизации гуманитарных знаний отстаёт от мирового уровня, и это отставание необходимо преодолеть как можно быстрее. Одним переходом на электронные носители нельзя ограничиваться, тем более что информатизация в гуманитарной области во многом отличается от информатизации в иных сферах.

– В разговоре с ректором солидного вуза трудно обойти стороной пресловутый ЕГЭ. С вашей точки зрения, чего от него больше – вреда или пользы?

– Я бы не так ставил вопрос. Гораздо целесообразнее обсуждать вопрос, как усовершенствовать эту систему, чтобы она приносила максимум пользы.

– Вы считаете, это возможно?

– Конечно. Во-первых, необходимо совершенствовать сами контрольно-измерительные материалы: часть, предоставляющая ученику возможность выразить свои мысли, показать уровень мышления, должна быть существенно больше, а тестовую, где можно просто угадать правильный ответ, нужно уменьшить. Конечно, часть А обрабатывать легче: галочки посчитал и вывел средний балл, но последняя часть даёт более объективный показатель знаний – это же очевидно. Во-вторых, мы взяли на вооружение систему, используемую в мировой практике не первый год, но взяли не целиком, а выборочно. Вот в чём корень зла. За рубежом принципиально иная система контроля результатов. И не только на Западе. В Азербайджане, к примеру, ЕГЭ приняли ещё в 90-е годы, там давно уже нет вступительных экзаменов. Но результаты проверяют не на местах, а в администрации президента.

– Но Россия не Азербайджан. У нас нереально собрать работы со всей страны в столице.

– И не нужно. В США, например, этим занимаются специализированные центры, их всегопять-шесть на всю страну…

– …То есть даже не в каждом штате?

– В том-то всё и дело! Работы проверяют люди незаинтересованные, подтасовка результатов практически невозможна. Не надо адаптировать чужую систему к нашим привычным реалиям: это раньше письменные экзаменационные работы проверяли прямо в школах или в районо. К чему эта практика приводит сегодня, всем известно. И самое главное, чего у нас пока нет, это портфолио ученика.

– Ну он же не фотомодель! А что в нём должно быть?

– Оценки за последние четыре года обучения, два-три резюме учителей, которые вели у него предметы, собственное эссе – нечто вроде рассказа о себе и письменное задание вуза – размышление на тему, связанную с его будущей профессией. В сумме с результатами ЕГЭ эти материалы дают гораздо более объективную картину знаний учащегося.

– По-вашему, выходит, ЕГЭ не так уж плох? Просто мы логарифмической линейкой забиваем гвозди, вместо того чтобы использовать её по прямому назначению?

– Мы вырвали идею из контекста. Столько средств потрачено на внедрение ЕГЭ, что отменить его – непозволительная роскошь. А вот довести до ума – необходимо. Впрочем, для РГГУ переход на ЕГЭ не был таким болезненным, как для других вузов. У нас письменные и тестовые задания на вступительных экзаменах были введены задолго до появления ЕГЭ.

– Разумно, ведь письменную работу оспорить сложно.

– Дело не только в этом. Тесты постепенно становятся частью нашей жизни. Во многих сферах при приёме не работу без них уже невозможно обойтись. Да и компьютеры перестали быть диковинкой. Можно роптать на то, что молодое поколение не штудирует запылённые тома в библиотеках, а включает поисковик и ищет нужную информацию в Интернете, только смысл в этом какой? Один мой знакомый продал библиотеку предков, мотивируя тем, что у него есть компьютер и незачем занимать под книги столько места.

– Это, конечно, крайность…

– Я тоже на такой шаг ни за что бы не пошёл, но, согласитесь, некая логика здесь всё-таки есть. Не учитывать влияние Интернета мы не можем. Раньше педагогу было гораздо легче поразить воображение ученика, теперь с ним конкурируют и Интернет, и познавательные телеканалы. Теперь, давая задание, педагог должен учитывать наличие ответов в Сети.

– Насколько подготовлены ваши абитуриенты? Не приходится преподавателям исправлять огрехи школьного преподавания?

– Я бы не стал жаловаться на школьное образование. Это было бы слишком легко. Крайне важно сберечь педагогические университеты в стране – иначе кто будет учить наших детей? Если мы хотим, чтобы кадры были лучше, надо заниматься повышением их квалификации, а этому, на мой взгляд, уделяется недостаточно внимания по сравнению даже с советскими временами. Школа находится в очень сложном положении, у неё сейчас есть сильные и опасные конкуренты по части заполнения мозгов ребёнка. Растущий человек получает за пределами класса гораздо больше информации, чем в нём. Так что условия неравные. Да и сами информационные потоки, обрушивающиеся на детей, становятся год от года всё интенсивнее. Мы получили поколение, которое в чём-то более продвинуто, чем их школьные учителя и даже преподаватели вузов, но имеет при этом значительные лакуны в фундаментальных знаниях, которые надо как-то заполнять. Надо максимально использовать их продвинутость и минимизировать пустоты, а не стоять в позе обличителей: поколение, мол, не то! Нынешняя молодёжь не хуже своих предшественников. Среди них есть ребята, которые глубоко заинтересованы тем, что они изучают, и те, кто учится ради диплома. А разве раньше такого не было? Есть ученики с сияющими глазами, есть и циники. Разные люди, разные установки, разные цели. Это нормально. Я бы не брюзжал, а учился находить с ними общий язык.

– Это трудно. Ведь лекция – не только изложение учебной информации, но и человеческий диалог. Легко ли они идут на диалог по сравнению со студентами былых времён?

– Не скажу, что раньше было легче наладить этот контакт. Просто он был иным. Существовали некие формальные отношения с педагогами, обусловленные менталитетом общества. А человеческий контакт во все времена был уделом педагогов, увлечённых и своим предметом, и собственно искусством преподавания. Раньше студенты меньше нарушали формальные правила обучения, ибо страна была другая. Теперь надо искать с ними общий язык, формальных отношений они не любят и не уважают. Они ведь прекрасно видят, кто приходит в аудиторию с горящими глазами, а кто отрабатывает положенные часы. Не только мы за ними наблюдаем, но и они за нами. К тому же они оценивают, насколько полезную информацию с точки зрения будущей деятельности даёт им тот или иной педагог. Да им и сложнее, чем их предшественникам, – конкуренция выше.

– Да, мы получали диплом и знали, что без работы не останемся ни при каких обстоятельствах…

– …А сегодня каждый из них должен ещё доказать своим потенциальным работодателям, что надо взять именно его, а не другого. Им кусок хлеба после вуза никто не гарантирует. Тот, кто понимает, что знания – главное оружие в конкурентной борьбе, учится не за страх, а за совесть. Тот, кто этого пока не осознал, потом будет расхлёбывать последствия своей неосмотрительности. Такова жизнь.

– Кризис несколько поумерил пыл юных, стремящихся в собственный бизнес. Гуманитарная сфера и в благополучные времена не была особенно прибыльной. Насколько сейчас она популярна у абитуриентов?

– По традиции, сложившейся в докризисные времена, лидируют юриспруденция, экономика, управление. У переводчиков всегда огромный конкурс. Но многие идут в сферы заведомо неприбыльные просто потому, что им интересно то, чем предстоит заниматься. Например, социология и психология. В журналистику тоже идут не столько за деньгами…

– …Сколько за публичностью! Как журналистов ни критикуют, а престижа эта профессия не утрачивает.

– В серьёзную, небульварную, журналистику всегда шли люди увлечённые. Многие сначала получают гуманитарное образование как базу, а потом – второе, приносящее высокий доход. Есть и обратные примеры, когда карьерно успешные люди получают второе образование в области совершенно неприбыльной, вроде истории искусства, для души, не оставляя при этом основного поприща, приносящего неплохой заработок. И такие примеры всё больше убеждают меня в том, что мы на пороге переосмысления значимости гуманитарного знания. Это не произойдёт в мгновение ока, не будет инициировано неким волевым решением сверху, люди сами постепенно придут к этому. Какими бы стремительными темпами ни развивалась наша цивилизация, рано или поздно человечество поймёт, что чудеса высоких технологий ничто по сравнению с обыкновенным чудом, какое представляет собой человек. И живёт он на земле не во имя технического прогресса, покорения природы, пространства и времени, а ради того, чтобы найти своё счастье и остаться человеком.