РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Е.В. Акельев. Историческая память российского крестьянства: образы прошлого и настоящего в устных воспоминаниях сельских жителей

На современном этапе развития гуманитарной науки одним из наиболее важных направлений исследований является изучение исторической памяти. После знаковых работ П. Нора, А. Руссо, Я. Ассмана¹ и др. стало очевидно, между прочим, следующее: 

1) память существенно отличается от истории как научного знания. По мнению П. Нора, история - «всегда проблематичная и неполная реконструкция того, что не имеет продолжения, что прошло», память же - «актуальный феномен, вечная связь с настоящим»²; 

2) память устроена по-разному в различных культурах и, по словам И.Е.Козновой, «транслирует культурные способы мышления и опыта, ценности, чувства и т.д. В этом смысле заявление, что люди помнят "неправильно вещи" и реконструируют прошлое некорректно, фактически абсурдно: даже в том случае, когда люди лгут или выдумывают истории, они делают это в соответствии с обстоятельствами своей культуры»³.

В этой связи актуальным является изучение тех представлений о прошлом, которые имеют различные социальные группы в современной России на переломном этапе ее истории⁴. Это не только способствует более глубокому пониманию российского общества начала XXI в., но также позволяет проследить, что происходит с памятью людей, оказавшихся в ситуации сложного культурного разрыва.

В этой работе на материалах, собранных в ходе Первой Пудожской этнологической экспедиции РГГУ летом 2003 года в некоторых деревнях Пудожского района Карелии (Семеново, Куганаволок, Теребовская и др.)⁵, будут рассмотрены следующие вопросы: что и как чаще всего вспоминают сельские жители, как этот образ прошлого связан с образом настоящего, и, наконец, какие культурные ценности задействованы в процессе формирования образов прошлого и настоящего. Но прежде всего необходимо сказать несколько слов о людях, которые рассказывали нам об их прошлом, а также об исторически сложившихся условиях их жизни.

Деревня Семеново находится недалеко от восточного побережья Онежского озера, на берегу р. Водла. Раньше дер. Семеново входила в состав совхоза Онежский, одного из самых богатых в Карелии. В деревне находилась большая ферма, поля регулярно засевались, выращивались овес, горох, картофель и пр. Каждый год заготавливалось сотни тонн силоса для корма скота. Была своя хлебопекарня, маслозавод, а также школа, детский сад и клуб. После развала Советского государства прекратилось государственное финансирование сельского хозяйства в районе, и совхоз Онежский прекратил свое существование. Скотные дворы, зернохранилища, силосные ямы, пахотные поля и т.д. - все оказалось в запустении. Люди в Семеново остались без работы, поэтому население деревни резко сократилось и постарело. Нынешние условия жизни очень тяжелы. Но самая большая беда здесь - пьянство.

Наши основные респонденты родились в 1930-х годах. Их детство пришлось на тяжелые военные и послевоенные годы. Многие из них остались без отцов. Молодость и весь активный период жизни этих людей прошли в послевоенный период. Политические и социально-экономические изменения 1990-х они встретили в преклонном возрасте. На наш взгляд, эти люди представляют собой своеобразный исторический феномен: они прожили большую часть жизни в условиях советского общества, а разрушение последнего встретили в том возрасте, когда человеку уже трудно измениться. Кроме того, социально-экономические трансформации значительно ухудшили жизнь в деревне. В старости им приходится наблюдать разрушение того, что с таким трудом они же созидали: поля зарастают лесом, от колхозных строений остаются руины, молодые люди уезжают - и деревни пустеют. Многие из них воспринимают запустение деревни как личную трагедию. Для примера приведем высказывание Людмилы Игнатьевны Парамоновой (1934 г. р.), имя которой еще не раз здесь встретится. Уроженка дер. Кубово (Пудожский район), Людмила Игнатьевна окончила сельскохозяйственный техникум и всю жизнь проработала в дер. Семеново: сначала управляющим фермой (1956 - 1981), а затем директором местного клуба (или Дома культуры). Сегодня Л.И.Парамонова живет с мужем и младшим сыном в Семеново, и она очень была рада поделиться с нами своими воспоминаниями о прошлом, а также впечатлениями по поводу современной ситуации⁶. В приведенном ниже отрывке из ее воспоминаний Л.И.Парамонова рассказывает о том, как она, уже будучи на пенсии, возвращалась в деревню после продолжительного лечения:

"И я, вот, приехала с больницы, иду так этой дорожкой (показывает в окно - Е.А.) и тут этот маленький домик прошла, и гляжу на ту сторону (реки - Е.А). Стою и думаю: "Чего-то нет". Идет Марья Федоровна, учительница, а сама и говорит: "Ты, Игнатьевна, что туда смотришь, на ту сторону?" Я говорю: "Марья Федоровна, там чего-то нету, почему-то там светло". А она говорит: "Так ведь там телятника нету!" Я говорю: "Как телятника нету?!" Я неделю... Вот, поверьте, если б вы спросили супруга моего, я неделю плакала в этом доме и неделю переживала. Как это так?! Новейший кирпич, он ведь привезен-то откуда-то из-за Петрозаводска, построен на триста голов, и вдруг... И его по всему району развезли, вот так пригнали бульдозер, да... Так и скотный двор на двести голов!"

С такой же скорбью о разорении совхозного хозяйства рассказывают многие пожилые люди здешних деревень.

Историческая память избирательна. Как отмечают исследователи, еще недавно «крестьянство оценивало период коллективизации как самый тяжелый и трагичный в своей истории»⁷. Современная ситуация выносит на первый план, делает наиболее актуальными воспоминания о послевоенном периоде жизни деревни (необходимо также учитывать плавное перемещение «границы» памяти в сторону наших дней в связи с постепенной сменой поколений). В настоящее время в сознании сельских жителей России работает характерная для исторической памяти крестьянства оппозиция «раньше - теперь»8. «Раньше», соотносимое с 1950-1980-ми годами, «становится синонимом хорошей жизни»⁹, воплощением идеалов крестьянской жизни (подробнее об этом чуть позже). Сельские жители испытывают ностальгию по тем «старым, добрым временам», часто предаются воспоминаниям. Настоящее же, напротив, предстает в самых мрачных красках. Говоря словами Дж. Скотта, «теперь переоцененное прошлое стало необходимым для оценки пугающего настоящего»¹⁰. Для того чтобы передать общее настроение сельских жителей, приведем высказывание Евдокии Архиповны Демидовой (1911 г.рожд.), жительницы дер. Канзанаволок на одном из островов Водлозера. Евдокия Архиповна, рассказывая о запустении Водлозерья, где от тридцати деревень осталась только одна, с горечью добавляет:

Теперь все угнаны, все угнаны. Даже эти, ле/тают-то туды, космонавты-то эти ле/тают, дак Бох-то оттули выгнан, с неба выгнан... Уехал, наверно, куды-то заграницу. Гли-ко, мы приехали с дочерью, да две недели жили - дак едва не замерзли здесь. А раньше разве было ето? Господь там был, дак те/пло было. А теперь все...».

Вспоминая о «старых добрых временах» и противопоставляя их настоящему, люди чаще всего говорят об облике деревни, о том, какие были люди, о человеческих взаимоотношениях, о благосостоянии, о труде и дисциплине, об отношениях с властью. Далее, следуя этому тематическому принципу, рассмотрим подробнее, каким представляется прошлое и настоящее в воспоминаниях сельских жителей дер. Семеново и других деревень Пудожского района Карелии. При этом необходимо обращать внимание на то, что в том или ином случае является для рассказчика идеальным.  

Облик деревни 

Рассказывая о том, какой была раньше деревня, жители Семеново ностальгически вспоминают: раньше здесь жило много людей, в том числе молодых, было весело. К большому причалу на реке Водле каждый вечер приходил из Петрозаводска красавец-пароход «Ладога». В деревне была большая ферма, множество совхозных строений, столовая, клуб и т. д. Упомянутая выше Людмила Игнатьевна Парамонова рассказывает:

Вот, видите, как это жизнь-то пошла! Люди вздохнули полной грудью, обрадовались той жизни, деревня начала строиться! <...> Вот, ферма построила десять домов двухквартирных - людям дали жилье. <...> Дома обшивали, дома красили... Знаете, как бурно жизнь-то шла! Деревню смотрите какую подняли красивую! А потом, видите...».

"Вот, как это не помнить то, что было хорошо? Это знаете, сколько радости на селе! Ведь все старики и старухи - все в клуб-то! А сколько коллективов ездило с разных городов-то! Даже цыганские, даже лилипутики, да мне всего не перечислить (смеется)! Даже Крючков был, даже Ладынина была, в клубе-то! У меня мамушка была жива, так я дам ей задание, она калиток напекет, я калитки в клуб - еще и чаем напоим! Вот как дело-то шло!"

Л. И. Парамонова вспоминает, что раньше гоняли пасти коров очень далеко, потому что поля регулярно обрабатывались и засевались:

"Видите, сейчас в каком состоянии поля? А тогда сеяли овес с горохом около ста гектар и две траншеи были на семьсот-восемьсот тонн силоса, они так там стоят, эти траншеи<...>. Сто гектар гороха с овсом! Посейте-ка щас горох с овсом! Ведь украдут все с поля, горох съедят. Так ведь?»

Итак, в прошлом деревня представляется, в противоположность современным реалиям, как красивая - многонаселенная, веселая, с множеством ухоженных полей и хозяйственных строений.

Люди и их взаимоотношения 

Приведем вначале два очередных высказывания Л. И. Парамоновой:

"Там такое есть болото, Гагарка называется. Их три женщины. Дак, они знаете, на этом болоте... Знаете, что такое по болоту ходить? А вот так: по кочкам, убегаешь, уходишь туда... А они ручными косами искосят это все болото! И вот, когда приезжаю к ним сено принимать, я иду к стогу, а сама и думаю: "Как же они... Ну скосить-то ладно, косой скосили. А вот как кучи-то таскали к этому стогу?! И как они его сметали?! Вот какой народ жил по деревням!"

"Я запомнила тетю Иришу Ольскую. У нее муж был тоже инвалид войны. У ней шестеро детей было. Вот она идет с Михалевца, через речку, мятик метет (так я зову, когда снег метет, метель). А один у ней на руке, второй за подол держится (вот как ростили детей-то!). И она шла на работу! Она знала, что ей в полвосьмого утра нужно быть в конторе, получить наряд на работу, иначе на конторе будет вот такой замок висеть".

Здесь уместно также привести рассказ Л. И. Парамоновой о ее матери: эту труженицу, потерявшую в войну мужа и в тяжелых условиях поднявшую на ноги троих детей, рассказчица вспоминает с глубоким уважением и восхищением:

А мамы-то хватило горя с нами! Это при колхозе, там голые трудодни, на трудодни-то ничего не давали. Она всю жизнь дояркой. Вот она подоит коров вручную и придет, бригадир дядя Ваня, я помню, к нам. Она только-только придет со скотного двора, еще печка не стоплена, ничего не сварено. А он уже пришел: "Христофоровна, иди-ка там, в чищу. Там бабы собрали сено, дак нужно стог сложить". А она еще пойдет и стог смечет!

Когда Л.И.Парамонова училась в городе в сельхозтехникуме, мать всячески пыталась помочь дочери:

"Вот картошки напашет, мешок на плечи, к речке спустит, полкилометра надо нести на плечах, в лодку, в поселок поедет, три километра, вот, веслами так, мешок этой картошки продаст, денежку мне пошлет".

Важно обратить внимание на то, какие качества подчеркивает Л. И. Парамонова, вспоминая «какой народ жил по деревням»: трудолюбие, самоотверженность, выносливость, ответственность.

Этот идеал прослеживается и в высказываниях многих других жителей Семеново. Так, рассуждая о перспективах деревни, Анна Васильевна Алексеева (1928 г. р.; уроженка д.Гладилово, что в 17 километрах от г. Пудожа; с 1952 г. живет в д. Семеново, работала здесь в детском доме) утверждает:

Также хуже будет, потому что рабочей силы нет, молодежь не хочет так работать, как раньше работали, с утра до вечера, да за копейки. Сейчас надо, чтоб зарплаты были большие и жить хорошо, и гулять - и все».

Коренной житель Семеново, ветеран Великой Отечественной войны Сергей Прокофьевич Миронов (1920 г. р.) отсутствие перспектив развития родной деревни также связывает с утратой сельскими жителями соответствующих качеств:

Собиратель: То есть вы считаете, что даже если бы вам сейчас сделали совхоз, все равно ничего бы не изменилось?

МСП: <...> Начальство не справится... Он придет на работу, поработает день - на другой не пойдет. Скажет: "Я не пойду навоз отгребать". Ну, опять ходить, кого-то искать начальнику...".

Не менее категорично на этот счет и мнение уроженки Семеново, школьной учительницы русского языка и литературы Людмилы Михайловной Шляминой (1937 г. р.):

"Поля все запущены, что тут? Ничего нету. А народ стоит на бирже, молодой народ, который не пенсионного возраста - на бирже стоят<...>. Лентяи стали, лентяи. Молодежь спивается, самый настоящий алкогольный геноцид".

Итак, по мнению жителей дер. Семеново, люди изменились: стали ленивыми, недисциплинированными, безответственными, у них «одно удовольствие - напиться». Отметим, что противопоставляемые при этом качества (трудолюбие и лень, ответственность и разгильдяйство) находятся в рамках одной системы ценностей, просто первые наделяются положительными качествами, а вторые - отрицательными.

Л.И. Парамонова считает, что изменились также и отношения между людьми:

Собиратель: Вы говорите, что раньше денег платили мало, а нормы были большие, и все-таки все радостно было работать?

Л.И.Парамонова: Радостно, еще как радостно! Вот, сейчас вам приведу пример. Значит, на этом поле разбрасывали навоз, тогда этих не было, навозоразбрасывателей-то. Вот, лошадка, например, с телегой, или с дровнями. Ну вот, женщины нагрузят, едут и разбрасывают этот навоз. Поработали, но у нас такое правило: сначала работу сработать, а потом женщины скажут: "Людмила, маленько бы сброситься под конец рабочего дня". Сбросимся! Я тоже сагитируюсь (так! - Е. А.) с ними, все-таки со мной, дак, приличнее. И с песнями уйдем домой! Вот так! Люди жили лучше.

Собиратель: Лучше все-таки?

Л.И.Парамонова: Знаете, вот, было больше доброты, тепла, морали, вот, больше душевных качеств, вот, всех было. Теперь люди злее. Теперь, вот, в магазине друг с другом... Прежде, чем сказать - подумай, а может совсем не сказать, промолчать!

Собиратель: Почему это так, как вам кажется?

Л.И.Парамонова: А потому что жить тяжелее стало людям.

Мнение Людмилы Игнатьевны о том, что раньше взаимоотношения между людьми были теплыми, чуткими, а теперь люди стали злее, разделяется и многими крестьянами из других регионов России¹¹.

Кроме этого, по воспоминаниям сельских жителей, люди раньше были более воспитанными, культурными. Особенно это относится к молодежи. Упомянутая выше Людмила Михайловна Шлямина и Анна Михайловна Богданова (1925 г. р.; живет в д.Семеново с 1947 г.; работала здесь в совхозе трактористкой) рассказывают:

ШЛМ: Вы сами видите, сколько молодых людей ходят, у них одно удовольствие - напиться.<...> Мы, вот, тут живем рядом с клубом, дак, вот, мы этому клубу не рады! Дак хоть куда бы деться от него подальше! Там не дискотека, а сплошное это... безобразие. Они ведь трезвые не идут туда, а напьются там... Страшно, что делается, страшно! Вот, жалко молодых ребят. Да и девочки все курят (все-не все, но много) и пьют...

БАМ: Не было раньше, чтоб парни заматерилися. В клуб ходили - никакого...Мы, вот, со своей деревни ходили [т.е. ездили по реке в клуб в другую деревню - Е. А.], да и вместе в лодке едем, дак то песни поем, а то... Один гребет, потом другой сядет погребет, да на лодке приезжали. Дак чтобы парни, чтоб какие матюги говорили! Дак, не было! А теперь и девочки, и мальчики!

Благосостояние

Характерное для многих современных крестьян мнение об их благосостоянии раньше и теперь очень хорошо выражается в следующих словах Л. И. Парамоновой:

Ведь смотрите: стали тут и телевизоры покупать, и тут все стало как-то появляться у людей. А теперь где чего купить? И учили детей, лечились - все делали! <...> Работали, ну были зарплаты небольшие, но все-таки все вовремя получали: аванс - вовремя, зарплату - вовремя. Пусть, там, небольшие наши зарплаты были, но люди могли строиться, могли учить, могли лечить, могли куда-то выезжать, даже в санаторий! Теперь кто куда едет? Кто какого детенка свозит? Я даже в Прибалтику съездила в санаторий, в Сочи ездила в санаторий, здесь, в своей Карелии, два раза в санаторий ездила! Но это же мне профсоюз помогал! А теперь что?! Ничего».

Раньше совхоз обеспечивал людей небольшими, но зато стабильными средствами, и это в тяжелых сегодняшних условиях представляется идеальным. Так же рассуждают крестьяне других регионов России¹² (нелишне заметить, что стабильность играет ключевую роль во многих аграрных обществах¹³). Тем большее недовольство вызывает отсутствие теперь самого необходимого:

"...Не на чем людей увезти на кладбище! Да где это слыхано?! Вот, года два тому назад умерла Люба Кильплянен, на той стороне, в Кашино она жила. Вы представьте: через речку, зимой, мороз был тридцать с лишним градусов и тридцать с лишним человек до Ломанцев шли пешком с этим гробом на санках. Скажите, это не чудеса в такое-то время?! Столько лет прожили этой властью-то - так, вот, как же это понять? А, вот, ехал шофер, и он увидел эту процессию, остановился...Потом выразил свои мысли, что до чего же мы дожили, что тридцать с лишним градусов мороз и люди идут за этими санками пешком! Простой человек как это воспринимает на свою душу?" (Л.И. Парамонова, 1934 г.р.).

Интересно здесь также обратить внимание на то, каким ввиду тяжелого настоящего сельским жителям представляется будущее. Приведем несколько характерных высказываний:

Перспектив никаких нет у нашей деревни» (дер. Семеново; Н.Б. Усачева, 1959 г. р.); «Все вымрет» (дер. Семеново, Л.Н. Филатова, 1937 г. р.); «Скоро будем дрова рубить из окошка» (дер. Семеново; С.П. Миронов, 1920 г.р.); «Полный развал, и такой развал, который продолжается и дальше и никакого просвета, вот, не видно, што это закончится. А душа так<...> болит, што вроде как это все должно восстановиться. Тут поля, поля такие!» (дер. Каршево, А.В. Дэдик, 1950 г. р.).

Дисциплина и организация труда 

Говоря о прошлом, крестьяне часто вспоминают о том, как они трудились. При этом особенно выделяется хорошая организация труда. Например, Л. И. Парамонова вспоминает:

"Такой директор был Каптюхов Павел Александрович, он, знаете, какой директор был! Еще баржа вышла с Петрозаводска, он уже все деревни объехал - все на выгрузку кормов, чтобы никакого простоя. А если мы собираемся на собрание, то Боже упаси! Он каждого поставит по стойке "Смирно" отчитаться".

"Правило было такое у Никонора Андрееевича (он тринадцать лет со мной проработал, настоящий труженик!): отработали день - не спеши домой бежать, вот, в конторку в пять часов. И весь день проследим: что мы сделали, а что остается, может быть, на следующий день, и что мы в следующий день будем делать. Видите, какая организация труда-то была, какие люди-то были!" 

Отношения с властью 

Вопрос об отношениях с властью для жителей Семеново и окрестных деревень является одним из самых актуальных. В их воспоминаниях о том, какая была власть, в рассказах о том, какая сейчас, очень четко проявляется оппозиция «раньше - теперь». Внимательно вслушаемся в рассказ бывшего школьного учителя физики и математики и директора школы А. Т. Логинова (1932 г. р.) и его жены учительницы младших классов Т. А. Логиновой о том, как работал раньше райком партии:

ЛАТ: <...> Райком все-таки была сила.

ЛТА: Позвонишь, бывало, - все сделают.

ЛАТ: Хлеба, попробуй, не привези сюда. Да только в райком позвони, что нам сегодня хлеба не привезли, - он прикажет машину, хоть магазин закрыт, вечером - прямо с машины, но хлеб привезут. А тут вы, наверное, пожили - знаете: то в десять привезут, то в час привезут, то в три привезут...

ЛТА: Или автобус с Пудожа не пришел...

ЛАТ: А автобус, попробуй-ка не приди, сломался, например, рейсовый...

ЛТА: Да позвони-ка в райком, да...

ЛАТ: В райком позвони только - сразу...

ЛТА: Там сразу, вон, найдут!... Ой, а теперь некому...

На наш взгляд, в этом рассказе хорошо проявилось представление сельских жителей о том, какой должна быть власть: справедливой, неравнодушной к просьбам и жалобам крестьян. Этот идеал соотносится с тем, что было раньше. Теперь власть не соответствует этому идеалу, что и вызывает недовольство населения.

Итак, в рассказах жителей дер. Семеново и близлежащих деревень очень четко прослеживается оппозиция «раньше - теперь». «Раньше» связывается с 1950-1980-ми годами и выражает идеальные представления крестьян, представление о должном. «Теперь» - как будто зеркальное отражение того, что было раньше, противоположность идеалу. К сходным выводам приходит исследователь исторической памяти крестьянства И. Е. Кознова: «Раньше становится синонимом хорошей жизни. А хорошая жизнь в свою очередь - синонимом крестьянской жизни со всеми ее атрибутами - прочностью, устойчивостью, порядком, системой иерархии. И самое главное - ежедневным нелегким физическим трудом»¹⁴. Таким образом, «социальная память работает на воспроизведение крестьянских черт, кода "крестьянственности"»¹⁵. 

*   *   *

В ходе сопоставления высказываний сельских жителей о прошлом и настоящем мы выделили некоторые идеальные представления. Теперь попробуем рассмотреть их с точки зрения исторической преемственности¹⁶. Иными словами, примем в качестве гипотезы следующее положение: современные сельские жители России наследуют некоторые черты ментальности и социального поведения крестьян предшествующих периодов российской истории. Далее попытаемся остановиться на некоторых таких чертах.

В науке давно отмечено отличие базовых представлений о труде, социальной справедливости и отношениях в аграрных, доиндустриальных обществах и капиталистических, индустриальных. «У крестьян собственные представления о рациональности, справедливости, чести и достоинстве»¹⁷, - пишет И. Е. Кознова. Тяжелые условия жизни крестьян, постоянная угроза голода способствовали выработке «этики выживания», которая получила название «моральной» экономики. Важную роль для крестьян играли стабильность, обеспеченность минимальными средствами каждого члена общины. Для достижения стабильности крестьянство различных стран и исторических периодов вырабатывало технические средства, способные обеспечить крестьян в данной местности минимальным доходом, а также социальные приемы для достижения социальной справедливости - перераспределение земли, коллективные помочи, помощь богатых бедным и т.д.¹⁸ По словам Поланьи, «именно отсутствие угрозы индивидуального голода делает примитивные общества в определенном смысле более гуманными, чем рыночная система, но в то же самое время и менее эффективными в экономическом отношении»¹⁹. Таким образом, формируется «система моральных прав и ожиданий», несоблюдение которых может привести к сопротивлению²⁰.

Все эти черты в России в силу географических, культурных, исторических особенностей приобрели «особенно устойчивый, ярко выраженный характер»²¹. Община являлась хранителем технических норм, а также осуществляла функцию социальной справедливости. В крестьянской среде культивировались трудолюбие, коллективность, солидарность, взаимопомощь²².

Некоторые исследователи отмечают, что «советская культурная модель складывалась под влиянием общинной традиции»²³. Местное, а также колхозное и совхозное руководство переняло у общины функции обеспечения социальной справедливости. Эта гипотеза, кажется, находит подтверждение и в наших материалах. Имеется в виду цитированное выше воспоминание А. Т. Логинова и Т. А. Логиновой о райкомах, а также следующий рассказ Л. И. Парамоновой (здесь необходимо напомнить, что рассказчица долгое время проработала управляющей фермой в дер. Семеново):

Вот, кроме двухсот коров, что шли фермерские, пятьдесят восемь голов было в частном секторе, кроме телят. Вот, мы садимся с Никонор Андреичем - и нужно всем найти сенокос только в лесу. На полях никому не давали, вот так. И мы пишем, там, ручьи всякие, и на Пустошкиной дадим по стогу, и на Исаде дадим по стожку поставить. И, может, косилки пустим наготово, чтоб людям облегчить труд. И по воскресеньям распишем: если у тебя стог сена на Пустошкиной мельнице, то тебе надо три лошадки. Значит, вот, в это воскресенье - ты везешь. А на следующее, может, еще кто-то, другой, третий..."

Вероятно, именно стремление к социальной справедливости побуждало совхозное руководство, если верить следующему воспоминанию Л.И.Парамоновой, время от времени идти на обман государства:

Сядешь закрывать наряд, вот, сейчас вам по чести расскажу! Сижу, пишу: «Ой, Никонор Андреевич! Звено у Каменного заготовляет сено и даже по два рубля не присчитывается! Ну, как так! Люди работали-работали - и два рубля!» Он скажет: «Не расстраивайся, пиши, что убирали камни». <...> Что-нибудь, да придумаем, а рабочему рубля три да выведем!».

Как уже можно было заметить, сельские жители дер. Семеново наследуют многое из того, что можно считать традиционными крестьянскими ценностями: трудолюбие, коллективность, желание стабильности²⁴. Но среди записанных в ходе экспедиции воспоминаний, заставляющих задуматься над проблемой преемственности ментальности и форм социального поведения в истории российского общества, хочется выделить следующий рассказ упоминавшихся выше А. Т. Логинова и Т. А. Логиновой:

ЛАТ: <...> Вот, в Шале лесозавод: он же был союзного значения, экспортный! Выпускал пиломатериал только на экспорт. Все брали (sic!). Ну а потом что? Этот же завод приватизировали-прихватили. И что теперь?

ЛТА: Так прихватили-то еще не наши местные, а с Ленинграда.

ЛАТ: Да, ленинградский приехал прихватил, у наших-то денег откуда купить такой завод? Всë продавалось! <...> А он теперь ленинградский, он теперь ни Пудожу, ни Петрозаводску - никому он не подчиняется, он хозяин. Надо поселковому, для примера, вот, где-то тут бабке чтоб крышу закрыть - три доски ему отсюда и надо. Дудки! Ни одной дощечки не возьмешь! Ни опилку не возьмешь, ни горбуля не возьмешь - ничего! Он хозяин - все. Обнес завод высоким забором двухметровым, колючую проволоку на углах поставил, стрелков, чтобы не зашли, охрану такую поставил. Народ недоволен, могли подожгать [так!], сжечь этот завод могли. Ну, он потом видит, что дело тут ненормально, дак он столярный цех увез... Короче говоря, осталась только пилорама. <...> И он бы увез этот завод в Приозерск, у него там, в Приозерске, тоже завод лесопильный есть. Послал сюда большие машины, чтобы остатки, это все захватить. Ну, тут останется что? Здание останется, да фундаменты останутся - и больше ничего! Попался на смене мужик, он тут вырос...

ЛТА: Местный.

ЛАТ: Дак, я говорю, местный, он вырос тут, он за этот завод болеет, что он его... Выкормил семью, дети и уже внуки там наработались. А он был сторожем там. Он сразу как этим мужикам свистнул, что наш завод-то увозят! Дак, они рады были этих мужиков [т.е тех, кто приехал за заводом - Е. А.] убить, а потом поняли: а зачем эти мужики-то виноваты? Дак они быстро смотались, уехали - и все. И вот так спасли завод. А ни одной доски оттуда не возьмешь».

Приведем еще одно высказывание Л.И.Пармоновой, в котором четко проявляются разделяемые многими нашими соотечественниками прошлого и настоящего взгляды на собственность:

"Вот смотрите: сколько леса везут с района! Камень везут, лес везут, потом у нас останется одна вода - что делать будем? Район уже бы должен быть богатым, правда? Где эти деньги? Ведь люди-то все равно понимают, что что-то должно быть... Вот, говорят, что Россия богата, все принадлежит народу... Ничего народу не принадлежит, одна душа и тело - и все!" (Л.И. Парамонова, 1934 г.р.).

Понятие «моральная экономика» можно дополнить следующими соображениями. В сознании крестьян понятия «земля», «труд» и т. д. традиционно связывалось с бóльшим смыслом, нежели простое производство сельскохозяйственный продуктов. Трудовая деятельность на земле в представлениях крестьян имела нравственный характер. Характерное для многих поколений русских крестьян отношение к земле выразила Л. И. Парамонова в следующем высказывании:

ПЛИ: А поля не перепахиваются, не пересеваются, не удобряются - что там надо ждать-то? <...>А я бы про землю так сказала. Вот, как Зыкина в песне поет: она умеет говорить, она умеет, она умеет и плакать. Но земля любит поклоны, вот так.

Собиратель: То есть ее надо любить?

ПЛИ: Да. Землю, во-первых, любить, во-вторых, знать, в третьих, уметь. А, в-четвертых, - ей надо поклоняться, потому что, стоя на земле, ничего нельзя сделать. Надо наклоняться: все прополоть, все прочистить... Вот так. <...>Но землю опоганили, как-то, вот, к ней стали относиться по-плохому".

Почтительное отношение к земле характерно для современных сельских жителей из других регионов России. Приведем, например, высказывание одного крестьянина из Орловской области: «Землю продаете, скоро детей продавать начнете»²⁵.

В связи с этим представляет также интерес другой рассказ Л. И. Парамоновой. В нем она ностальгически вспоминает один эпизод из своей трудовой жизни -  перевозку сена зимой по льду реки. Обратим внимание на то, с каким чувством, любовью, колоритом Л. И. Парамонова рассказывает о работе:

"Вот, восемнадцать километров, зимой, нужно в темпе. Это двести тонн! Это надо ждать мороза такого сильного, за тридцать градусов. Мужиков четырех посылаем, дорогу проторим, чтобы надежно, чтоб лошади нигде не провалились в воду. Проморозим эту речку... И вот, это женщины... Ведь раньше у стариков были тулупы, он едет куда-то - он тулуп на себя или шубу надевает. А женщины в фуфаечках! И вот, я там у боков стою и жду рабочих с Пустошкиной мельницы. Отряд лошадей идет, двадцать пять лошадей с сеном! Вот, с Бальбино женщины, с Теребовской женщины, с Карелы женщины, отсюда, там может быть, два-три мужика и двадцать пять лошадей обоз. Это красоти-и-ища! Это только можно, вот, так написать и нарисовать! А они едут через Шальское озеро, там ветер их продувает насквозь. Что они выходят, уже с лошадей прыгают и идут за лошадями пешком. А я еще стою у боков. Вот, Марья Андреевна Якушева расскажет: «Едем и говорим: "Приедем сейчас на скотный двор, ковырнем возы - и домой". А смотрим, Парамониха (т.е. рассказчица - Е.А.) стоит!». Все с укладочкой, с укладочкой, лошадка за лошадка, лошадка за лошадкой! И грабли деревянные: "Еще подберите и все уложите туда, в сеновал, чтоб честь по чести было!". Вот так! Видите, какие требования были!".

На наш взгляд, представленные выше материалы дают почву для размышлений об исторической преемственности некоторых черт ментальности и форм поведения современных сельских жителей и русского крестьянства. Нами вполне осознается гипотетичность приведенных выше построений. Мы далеки от того, чтобы окончательно что-либо утверждать. Задача работы была более скромна: основываясь на предпосылке, что культура (в широком понимании) устроена сложно (состоит из переплетения новых и старых смыслов), попытаться увидеть и отметить в воспоминаниях современных сельских жителей те культурные элементы, которые своими корнями уходят в далекое прошлое и были характерны для русского крестьянства.

В завершение этой темы приведем еще одно высказывание упоминавшегося выше С.П.Миронова, а вслед за ним известное изречение Петра Великого (но хочется еще раз подчеркнуть, что мы вовсе не склонны здесь выносить окончательные суждения, но просто призываем читателя поразмышлять над проблемой исторической преемственности в российской истории):

С.П.Миронов: «Вот, довела Россия-то матушка до чего... нашего брата русского! Потому что вся-то дисциплина рухнула. Ведь раньше же дисциплина-то была строгая! Попробуй на пять минут опоздай - тогда пойдешь в нарсуд. Пойдешь в нарсуд, а нарсуд там что тебе скажет? Или три месяца принудиловки <...>, а третий раз попал - тогда ужо отправляют в органы милиции.<...> А сейчас? Сейчас до чего мы дожили? <...> Хочу - пойду на работу, хочу - не пойду, никто меня не судит, никто меня не рядит. Еще спрашиваем: "Как жить будем?" Как работаешь - так и жить будешь!».

Петр Великий: «...наш народ, яко дети неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приволены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят...»²⁶. 

*  *  *

Некоторые читатели могут не согласиться с тем, что светлый образ послевоенного периода рассматривается здесь как конструируемый людьми в актуальной ситуации отчасти в соответствии с традиционными для русского крестьянства ценностями. «Сейчас - российская деревня в запустении, раньше - все было по-другому. Это реальность, и нечего здесь фантазировать», - скажут они. В ответ на подобного рода сомнения приведем следующие соображения.

Положение крестьян в советском обществе было вовсе не сладким²⁷, отношения с властью - очень непросты и неоднозначны²⁸. Это нашло отражение и в воспоминаниях сельских жителей дер. Семеново. Остановимся на некоторых из них.

В 1959-1964 годах большинство колхозов Карелии были преобразованы в совхозы. Представители властей проводили агитацию в деревнях с целью привлечь крестьян в совхозы. Опять перемены сверху, агитация, обещания... К чему приведут новые изменения? Следующий отрывок из рассказа К. М. Коробовой (жительницы дер. Семеново, ветерана Великой Отечественной войны, бывшей школьной учительницы) дает представление о настроении крестьян в этот период, их специфическом отношении к власти и новым переменам, происходящим сверху, предрасположенности советских крестьян видеть обман в новых обещаниях:

"Потом, после колхоза, приехал опять мужчина с докладом, выступал тут, все. Агитировал, шоб шли в совхозы, шо будет пенсия. "Трудодней не будет, будет пенсия. Переходите, пожалуйста, в совхозы и работайте в совхозе". Кто поверил, кто не поверил. Што не может быть: трудодни были и вдруг - пожалуйста, деньги будут выдавать за работу! Ну и не пошли. Вот так проработали там месяц - и приехали с деньгами, людям заплатили за свой труд. Они убедились, что действительно в совхозе дают деньги. Потом все пошли в совхоз, никто не остался. Никого не было, шоб не работали".

Бывшая управляющая фермой Л. И. Парамонова следующим образом вспоминает о государственных нормах:

ПЛИ: Или, вот, про эти нормы рассказать вам. Кто и когда такое тогда выдумывал? Вот, погрузка комбикормов на машину - семь тонн. Вот поставь! Нет мужчин - поставь женщин и попробуй ты эти семь тонн натаскать на машину!

Собиратель: Это кто придумывал?

ПЛИ: Это такие нормативные книжки! Или, вот, траншея набита силосом, она затромбована, эта масса трактором. <...> Этот силос, туда ведь вилы-то никак не идут, там такая масса как камень! Вот, нужно шесть тонн нагрузить на трактор силоса. Вот какие нормы были! Вот, прополка корнеплодов, или той же капусты - четыре сотки! Вот, этот участок у меня (показывает за окно - Е.А.) - четыре сотки. Вот, у меня тут дочь с зятем приезжали, вот, Лешенька (показывает на внука - Е.А.) - они втроем делали. А женщине нужно было одной сделать эти четыре сотки!".

Однако подобные воспоминания как бы отходят на второй план, затемняются в свете яркого и радостного образа прошлого. Почему так происходит? Играет ли здесь роль психология пожилого человека, склонного ностальгически вспоминать о прошлом, связанном с его молодостью? Проявляется ли здесь почти универсальная склонность человека обращаться к идеальному прошлому для того, чтобы обличать скверное настоящее? Насколько здесь задействованы особенности социально-экономической ситуации в современной российской деревне? К сожалению, автор далек от того, чтобы раскрыть поднятую проблему во всей полноте. Однако хочется надеяться на то, что приведенные выше материалы и размышления хотя бы отчасти проливают свет на проблему исторической памяти российского крестьянства.

[1] Les Lieux de mémoire. P., 1984 - 1986. V. 1 - 3; Rousso H. Le syndrome de Vicny de 1944 à nos jours. P., 1990; Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004.

[2] Цит. по: Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М., 2000. С.16.

[3] Кознова И.Е. Историческая память и основные тенденции ее изучения // Социология власти: Вестник Социологического центра РАГС. 2003. № 2. М., 2003. С. 27.

[4] Об исторической памяти в современной России см.: Бойков В.Э., Меркушин В.И. Историческое сознание в современном российском обществе: состояние и тенденции формирования // Социология власти: Вестник Социологического центра РАГС. 2003. № 2. М., 2003. С. 5 - 22; Бойков В.Э. Состояние и проблемы формирования исторической памяти // Социс. 2002. № 8. С. 85 - 89; Историческая память: преемственность и трансформации («круглый стол») // Социс. 2002. № 8. С.76 - 85; Историческая память населения России. Материалы социологического исследования // Отечественная история. 2002. № 3. С.194 - 200; Историческая память российского населения: этнические и социокультурные особенности формирования (материалы «круглого стола», декабрь 2002 г.) // Социология власти: Вестник Социологического центра РАГС. 2003. № 2. М., 2003. С. 35 - 44; Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М., 2000; Кознова И.Е. Историческая память и основные тенденции ее изучения // Социология власти: Вестник Социологического центра РАГС. 2003. № 2. М., 2003. С.23 - 32; Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 238 - 248; Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история. 2000. № 4.

[5] См. хронику экспедиции: Топорков А. Л., Ильина Т. С., Акельев Е. В. Первая Пудожская экспедиция РГГУ // Живая старина. 2004. № 2. С.  45 - 49; электронную версию см. на сайте: http: //cmb.rsuh.ru/idex.htm (раздел «исследования»). С материалами экспедиции можно ознакомиться в Центре исторической антропологии им. М. Блока РГГУ (Миусская пл., д. 6, корп. 7, каб. 147).

[6] На основе воспоминаний Л.И.Парамоновой автором этих строк написана о ней статья, которая готовится к публикации в журнале «Родина»: Акельев Е.В. «Как не помнить то, что было хорошо?» (Воспоминания одной деревенской жительницы о минувшей жизни) // Родина (в печати).

[7] Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. С. 187 - 188.

[8] Там же.

[9] Там же. С. 320.

[10] Цит. по: Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 243.

[11] См. например: Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 243.

[12] Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М., 2000; Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996.

[13] Джеймс С. Моральная экономика крестьянства как этика выживания // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 202 - 210.

[14] Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. С. 320.

[15] Там же. С. 34.

[16] О преемственности между различными историческими периодами российского общества см., напр.: Афанасьев Ю. Н. Как России заново обрести свою историю // Судьбы российского крестьянства. М., 1995. С. I-XXVI; Бабашкин Н. А. Крестьянский менталитет как системообразующий фактор советского общества // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 276 - 283; Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре. М., 1998; Левада Ю.А. «Человек советский» десять лет спустя: 1989 - 1999 // Левада Ю.А. От мнений к пониманию: Социологические очерки. 1993 - 2000. М., 2000. С. 438-466; Медведева С.М. Российский электорат конца 90-х годов: некоторые стереотипы сознания // Россия и современный мир. 2002. № 2. С. 87 - 98; Denerstin H. Communist and the Russian Peasant. Glencoe, Illinois, 1955.

[17] Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. С. 26.

[18] Джеймс С. Моральная экономика крестьянства как этика выживания // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 202 - 210.

[19] Цит. по: Джеймс С. Моральная экономика крестьянства как этика выживания. С. 206.

[20] Там же.

[21] Данилова Л. В., Данилов В. П. Крестьянская ментальность и община // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 38.

[22] Об этом см: Громыко М. М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII - первая половина XIX в.). Новосибирск, 1975; Она же. Мир русской деревни. М., 1991.

[23] Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. С. 89. Об этом см. также: Бабашкин Н. А. Крестьянский менталитет как системообразующий фактор советского общества // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 276 - 283.

[24] Громыко М. М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII - первая половина XIX в.). Новосибирск, 1975; Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. С. 320.

[25]Кознова И.Е. Историческая память российского крестьянства о попытках преобразования деревни в XX веке // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 240.

[26] Цит. по: Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л.. 1989. С.  (курсивом выделено мной - Е.А.).

[27] См., напр.: Судьбы российского крестьянства / Под общей ред. акад. Ю.Н.Афанасьева. М., 1995. Гл. 5.

[28] См., напр.: Безнин М. А., Димони Т. М. Крестьянство и власть в России в конце 1930-х - 1950-е годы // Менталитет и аграрное развитие России (XIX - XX вв.) М., 1996. С. 156 - 166.