РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ



Д.С. Николаев. Из наблюдений над религиозной ситуацией в Пудожском районе


Д.С. Николаев,
студент 3 курса ИФФ

Религиозная ситуация в деревнях Нигижма и Каршево и поселке Красноборский Пудожского района достаточно своеобразная для сельской Карелии. Это связано, в первую очередь, с очень неоднородным населением. Оно делится на исконных жителей района и приезжих, которые стали селиться в бывшем военном городке Красноборский, превратившемся в итоге в центр округи; часть жителей Нигижмы даже переезжают на зиму в построенные там пятиэтажные блочные дома.
Именно там и расположен единственный в округе Красноборский православный приход — немного странное название связано с тем, что в поселке до сих пор нет храма: создатель прихода и председатель приходского совета Алексей Алексеевич Поляков сумел выбить (то есть купить у местных предпринимателей за бесценок) дом под церковь, но так и не сумел воодушевить своих прихожан на то, чтобы этот дом отремонтировать. В Пудожском районе есть еще один такой же приход без храма — в поселке Шальский.
Алексей Алексеевич сам по себе фигура достаточно колоритная. Он, как и его жена, верующие и воцерковленные люди, у которых — что в округе редкость — дома есть полный текст Библии, которую они, по их словам, регулярно читают. Но свою религиозную культуру они привезли с родины Алексея Алексеевича, из восточной Украины. Его мать, которая осталась жить в городе Красногоровка (Донецкая область), вплоть до начала девяностых годов привозила им тетрадки со списками церковной службы и молитв.
У подавляющего большинства местных жителей к моменту распада СССР не было и таких текстов. Карелия наряду с Белоруссией была полигоном эксперимента по особо усиленному внедрению атеизма, и последний храм в республике был закрыт уже в 1941 году, когда со столь усиленным «внедрением» было в целом покончено.
С падением советской власти началось постепенное возрождение религиозной жизни. В 1994 году во всей Карелии было тридцать приходов. К началу 2005 в одном только Пудожском районе уже насчитывалось шесть действующих храмов (и восемь приходов) . Однако при этом в районе есть всего три священника, которые не только не успевают окормлять всю паству, но даже иногда вступают в конфликты из-за «сфер влияния»: в Каршево это закончилось тем, что два пудожских батюшки, единожды столкнувшись ко взаимному неудовольствию на празднике в деревенской часовне (о ней — ниже), на следующий год не приехали оба.
Конкуренцию пудожским православным священникам составляют финские протестантские миссионеры, которые разъезжают по деревням с громкоговорителями и проводят службы под открытым небом, сопровождая это раздачей разных религиозных брошюрок. Местные жители их в основном чураются, но в «финскую веру» впали несколько старушек из Нигижмы, и одна из них даже попробовала окрестить у них соседских детей. В итоге финны уехали, не дождавшись своих неофитов, а через некоторое время Алексей Алексеевич попросил их предъявить разрешение на миссионерскую деятельность (зарегистрирована финская община только в Пудоже), и все прекратилось.
Пробелы в религиозном знании и недостаток священных ритуалов заполняют традиционные культовые формы. В дер. Нигижма до сих пор сохраняются воспоминания о роднике, к которому когда-то ходили с крестными ходами. И если этот родник сейчас заброшен, то недалеко от дер. Каршево есть «действующий»: там стоит новенький деревянный крест. Такие кресты стояли раньше в разных местах по округе, отмечая места старых разрушенных часовень. На месте некоторых из них местный умелец Александр Шеин построил новые маленькие часовни (подробнее о них и о самом строителе — см. в заметке К. Хомяковой). Потом их освятил священник из Пудожа, на престольные праздники там проходят службы. Все эти часовни расположены в отдалении от Красноборска и никак не ассоциированы с тамошним приходом, хотя Алексей Алексеевич о них осведомлен и лично знал умершего в 2005 году от инсульта Шеина.
Жители окрестных деревень время от времени посещают часовни, чтобы помолиться и поставить свечку перед иконой. Согласно местным традициям, на стоящие внутри кресты вешают расшитые платки: «...вот тут часовенка в Каршевой. В эту часовенку тоже давала и полотенце и платок и всё туда тоже несла. <Зачем вы это делали?> Это завет такой, штобы здоровья Бог дал. Пелены называются, пеленки такие» (Устинова Клавдия Михайловна, 1928 г. рожд., пос. Красноборск, зап. А.Л. Топорков).
Дома практически у всех в красном углу есть иконы, почти у всех какие-то иконы украдены: трудно найти дом, в который бы не залезали грабители. Отношение к иконам разное: кто-то хранит их, потому что так было всегда: «<Зачем нужно держать дома икону?> Как зачем... А где их держать? Иконку надо держать в доме. <Она как-то помогает?> Да, помогает, конешно. „Без Бога,— говорят,— не до порога“. <А что это значит?> Ммм? А што значит... Не знаю, што значит, так надо, так принято» (Климова Евгения Федоровна, д. Нигижма, в Нигижме с 1949 г., зап. А.А. Соловьева и Д.С. Николаев).
Кто-то держит из суеверных соображений, для надежности. Так, например, жена главы местного лесхоза сначала объясняла, что икону над телевизором вешать нельзя, но потом созналась, что у нее там висит Неопалимая Купина — «все-таки электричество». Список Неопалимой Купины отнес на свою пасеку, помня о случившемся неподалеку страшном пожаре, и Алексей Алексеевич. Для того же и вербные ветки за иконой: «<А сколько они должны там быть?> А пусть она стоит. Скот со... сохраняет» (Ланева Мария Александровна, 1926 г. рожд., дер. Нигижма, зап. А.И. Ипполитова и Д.С. Николаев).
Когда батюшка приезжает в округу, его стараются подловить, чтобы окрестить детей или освятить дом (например, чтобы перестали приходить умершие родственники): «<Что изменится, если батюшка окропит дом?> Ну, может быть, какая-то сила будет как-то ох... охрана какая-то охр... штоп охраняла это фсё» (Шеина Наталья Николаевна, 1962 г. рожд., дер. Каршево, зап. Д.С. Николаев и К.А. Хомякова). С этими же соображениями может быть связано и желание покреститься: «Ну, фсе крещёные теперя здесь в доме, как одна хозяйка осталась <после смерти мужа>, за старшего» (зап. от нее же). Самые ревностные ездят в Пудож или Петрозаводск на большие религиозные праздники.
Как уже говорилось, тексты Библии мало у кого есть, чуть чаще встречаются тетрадки с молитвами. Впрочем, большинство людей знает всего 3-4 молитвы; среди них всегда есть «Отче наш»: «Это, утром встань — всегда скажи „Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь“. И еще можно эту молитву — „Отче наш“. Обязательно почитать на день Господень надо» (Климова Евгения Федоровна, дер. Нигижма, зап. А.А. Соловьева и Д.С. Николаев). Это могут быть и фольклорные молитвы-заговоры, как, например, «Сон Богородицы» или обращения к святым: «<Как помогает святой Никола?> Вот... Да. Вот в дорогу поедешь, дак молитву читают. „Ангел навстречу, Христос по пути, Царица небесная нас впереди, Георгий победоносец, врагов победи, Николай Чудотворец, спаси и сохрани“» (зап. от нее же).
Кроме Алексея Алексеевича с женой и нескольких женщин, родившихся здесь, к активно верующим относится также живущая в дер. Нигижма семья Елизаветы Николаевны Граховской (1943 г. рожд.), цыганки родом из Баку, известной в округе знахарки. У нее налажены связи с родственниками и приходом в Вологодской области, и крестить своих детей Елизавета Николаевна хочет там. Излагаемые ею представления о месте веры в ее жизни имеют отчасти «пропагандистский» характер: она говорит об особом отношении к Богу у цыган, о вытекающей отсюда особой цыганской нравственности. «<Об умении гадать:> На все нужен дар Божий. И верить в Господа Бога. Это самое главное. А мы верим в Бога, все. Кто вот есть наша нация — очень верим в Бога и любим ево. Без Бога мы никуда. Бог для нас самое главное в жизни». Несколько пренебрежительное отношение местных к «цыганке Лизе» отчасти скрашивается тем, что наиболее знающие называют ее «белой», т. е. хорошей, цыганкой. С верой Елизавета Николаевна связывает и умение лечить: «И лечение помогает — Бог. Без Бога ничево не делается. Не верить — Бог — значит, ты уже... ты не лечишь» (зап. А.И. Ипполитова и Д.С. Николаев).
Однако большинство местных жителей слабо увязывают веру и образ жизни. Образ Бога сильно разнится. «Надо, чтобы человек... Вот заложил в себе вот это вот очень глубоко — вера... слово-то такое — вера, именно, чтобы он и чтоб ничто не могло эту веру поколебать, понимаешь? А Бог, ну, Бог — мы же не дети, не сидит там кто-то сверху. Бог, он создал человека по подобию своему, то есть частичка... мы частичка этого единого целого. Этой вот, понимаете... Он в нас. Бог — это еще и мы. Он — мы, а мы — это он, понимаете?» (Селезнева Любовь Ивановна, 1948 г. рожд., пос. Красноборский, зап. Е.В. Публичук, А.Л. Топорков, К. А. Хомякова).
«<Бог — это что-то похожее на человека?> Ну, наверное, на человека похоже. Или просто он у меня такой, потому что фильмы такие смотрела — вот про Иисуса Христа. Возраст, ну, думаю, от тридцати пяти до сорока пяти, прямо вот как Иисус Христос. Вот как-то с ним сравнивается. Хотя он там в тридцать три года, по-моему... <...> С одной стороны, он как человек, с другой — как воздух, воздушное что-то вот... Ощущение, что все время смотрит на тебя, но что-то невесомое» (Гноц Елена Генадьевна, 1978 г. рожд., дер. Каршево, зап. К.А. Хомякова).
Для менее философически настроенного большинства Бог — это просто кто-то, оказывающий помощь в разных неурядицах. «Представляю я Бога почему-то всегда, вот, добрым, чтоб он должен... помогает. Вот, сколько я... допустим, когда трудно, я всегда вспоминаю Бога, чтоб он мне помог» (Елина Анна Александровна, 1960 г. рожд., дер. Каршево, зап. К.А. Хомякова). С мыслью о том, что с Божьей волей могут быть связаны и неурядицы, смириться не так просто: «<Неприятности тоже Бог посылает?> ...Вот если задумано это случиться, это все равно случится, — не предвидишь ничего, не остановишь. <А кем задумано?> Наверно, все равно Богом» (записано от нее же).
После нескольких критических ситуаций, которые благополучно завершились, обратился к Богу и Алексей Алексеевич Поляков. Представления о суровом и неотвратимом Божественном наказании сохраняются только у самых пожилых людей, как, например, у Марии Николаевны Суховой (1911 г. рожд.): она уверена, что Бог наказал ее долгой жизнью за то, что когда-то в молодости она помогала разорять местные церкви.
Душа человека иногда представляется ареной столкновения Божьего посланца — ангела-хранителя — и нечистой силы. «Я такую историю знаю, что, если, например, я сплю, я могу лежать на левом боку. Мне говорят, надо спать на левом боку. За левым боком черт, а ангел пусть отдыхает. У нас все время в детстве заставляли: „Ложись на правый бочок, ложись на правый бочок“. Оказывается, надо на левом боку спать. Я его... придавишь его туда, чтоб он там сам мучился. А ангел пусть отдыхает» (Картина Татьяна Николаевна, 1956 г. рожд., дер. Каршево, зап. К.А. Хомякова); «<Нечисть —> это противостояние божественным силам. И она так же, как ангел-хранитель, может жить в человеке, — нечистые люди есть» (Гноц Елена Генадьевна, 1978 г. рожд., дер. Каршево, зап. К.А. Хомякова).
Становятся более близкими к обычным надеждам и чаяниям людей и представления о рае. Там танцуют и поют (Шеина Наталья Николаевна, 1962 г. рожд., д. Каршево, зап. Д. С. Николаев и К. А. Хомякова), «все люди встречаются в том возрасте, в котором они умирают. Или в котором они хотели бы там себя видеть, — в том возрасте» (Гноц Елена Генадьевна, 1978 г. рожд., д. Каршево, зап. К.А. Хомякова). Пожилые люди, напротив, скорее склонны рисовать кипящую смолу преисподней и очень неуверенно чувствуют себя, если попросить их представить себе рай.
Нарисовать некую общую картину религиозной жизни и религиозного сознания жителей района практически невозможно. Единственная черта, которая отмечает всю округу, — это крайняя атомизированность, разобщенность людей. Елизавета Николаевна Граховская совершенно не испытывает желания интегрироваться в местную духовную жизнь, не интересуется приходом в соседней деревне (до которой идти пешком минут сорок), не ходит в освященные батюшкой часовенки. Сам приход объединяет всего пятнадцать человек, хотя верующими считают себя гораздо большее число людей. Старая традиционная вера пожилых людей имеет очень мало точек соприкосновения с религиозными чувствами более молодых. Единственный всеобщий центр притяжения — это время от времени приезжающий батюшка, который служит в часовенках, крестит в озере, окропляет дома. В остальное время граждане предпочитают искать спасения по одиночке.