А.Л. Топорков "Экспедиция ЦМБ в Анненский мост и летняя школа 2009 г."
Об авторе
Очередная (седьмая) экспедиция ЦМБ проходила с 5 по 22 июля 2009 г. в поселении Анненский Мост Вытегорского района Вологодской области. В экспедиции участвовали студенты и выпускники ЦМБ А.Г. Айдакова, И.А. Кравченко, П.А. Соколинская, студентка Факультета социологии И.И. Мартьянова, студентка ИФФ В.Л. Талис и сотрудник Учебно-научного центра визуальной антропологии и эгоистории РГГУ А.А. Петрова. В соответствии с общими целями экспедиции проводился сбор сведений о традиционной культуре и современной социокультурной ситуации.
На базе экспедиции с 13 по 19 июля 2009 г. была проведена вторая Российско-французская летняя школа на тему “Жизнетворчество, мистификации и подделки в России и Франции”. На время проведения Школы к участникам экспедиции присоединились: член-корр. РАН, директор ЦМБ П.Ю. Уваров, доктор филол. наук, главный науч. сотр. ИМЛИ РАН Л.И. Сазонова, доктор истор. наук, профессор РГГУ Ю.П. Зарецкий, студентка ЦМБ А.В. Нечитайло, выпускницы РГГУ А.А. Голованова, Е.А. Клушина, Е.В. Публичук и Т.А. Ткаченко. Французскую сторону представляли доктор филол. наук, профессор университета Сорбонна-4 Г.И. Кабакова и доктор филол. наук, профессор университета Сорбонна-5 А.Ф. Строев. В работе Школы приняли также участие Ана Гарсиа (Испания) и Лилиана Мартинез (Аргентина).
В качестве организаторов Школы, помимо ЦМБ, выступили Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН и Центр по изучению писем и дневников XIX – XX вв. (UMR 6563) при Национальном центре научных исследований Франции.
Школу открыл А.Л. Топорков (РГГУ/ИМЛИ), который выступил с докладом «Подделки и мистификации в истории культуры». Предметом подделки могут быть документы, произведения искусства, литературные или фольклорные тексты, исторические источники; мотивы создания подделок — преступными (незаконное обогащение), корыстными (заработок), бескорыстными (подтвердить правоту своей исторической концепции), патриотическими (вернуть народу его великое прошлое), художественными (творческая стилизация, пародия). Сопоставление подделок и мистификаций позволяет наметить два полюса: на одном — подлог как преступление, которое преследуется по закону; на другом — мистификация как законная часть литературного творчества. Основное отличие мистификации от подделки в том, что она осуществляется в расчете на последующее разоблачение. Функционирование подделок предлагается рассматривать как социальный процесс, имеющий определенную ролевую структуру. Ее обязательный минимум: фальсификатор, или имитатор, и пользователь, или адресат, жертва подделки. Участники «социальной драмы» второго ряда: реальный или мнимый автор, посредник, эксперт, публика, государство в лице репрессивных органов. Дополнительные персонажи: популяризатор, адепт, ученый-эксперт, журналист. Особое внимание докладчик уделил проблеме соотношения подделок и категории сакрального. При смене религии или идеологии ложными объявляются объекты поклонения прежней религии, а ее адепты — жуликами и мистификаторами. Обесценивание сакральных предметов ведет к их уничтожению, в современной ситуации — перемещению в музеи. Значение подделок рукописей и произведений искусства для истории науки в том, что они побуждают отрабатывать методы, позволяющие отделить подделки от подлинников, развивать палеографию, методы датировки и т.д.
А.Ф. Строев (Университет Новая Сорбонна Париж 3) выступил на тему «Поддельные письма французских философов 18 в. как литературный жанр». В век Просвещения активно подделывают письма великих философов, в первую очередь Руссо и Вольтера: они распространяются в списках, печатаются в газетах, журналах, книгах, попадают на сцену. К тому же сам фернейский старец зачастую оказывается не только жертвой, но и автором эпистолярных мистификаций. Подделки преследуют в основном две цели: очернить писателя, выставив его опасным сумасбродом, либо возвеличить его корреспондента, представив его близким другом великого человека, его наперсником, советчиком и последователем. Не только авантюристы (С. Заннович), но и аристократы (граф д'Антрег, князь А. Белосельский) отдают дань подобным мистификациям. Для привлечения читателя послания второго рода печатаются в виде предисловия к сборнику стихов или к роману. Наиболее активно этот прием использует Р.М. Лезюир, превращая подделки в род литературной игры, где Вольтер, Руссо, д'Аламбер и г–жа Жоффрен славят не только автора, но и его персонажей (роман «Удачливый философ», 1787–1788). Получение поддельного рекомендательного письма от философа делается центральной сценой комедий (Ж.Ж. Рютлидж «Бюро остроумцев», 1776; П. де Ла Монтань «Любительница физики», 1786). Поддельные письма философов следуют разработанному шаблону, воспроизводят стандартные ситуации, и их необходимо рассматривать как особый жанр, сопоставимый с поддельными политическими завещаниям и мемуарами.
Ю.П. Зарецкий (Высшая школа экономики/РГГУ) в докладе «Autos-bios-grapho: деконструкция средневековой автобиографии» поставил задачу историзировать и проблематизировать три составные элемента понятия «автобиография» (сам-жизнь-пишу) на примере древнерусских и западноевропейских средневековых текстов. Когда мы говорим об автобиографии сегодня, то имеем в виду специфический тип рассказа эпохи модерна. Когда же мы обращаемся с этими современными критериями к более ранним текстам, то обнаруживаем их «неполноценность». Этот традиционный модернистский взгляд «сверху вниз» на ранние автобиографии сегодня явно утратил свою эвристическую значимость. В основе предложенного в выступлении подхода к анализу средневековых автобиографических свидетельств лежит постструктуралистская интерпретация таких понятий, как «субъект», «автор», «письмо», «история жизни». Данный подход дает возможность переформулировать проблемы правды/вымысла, искренности/мистификации, подлинности/подделки применительно к автобиографическим свидетельствам, созданным до Нового времени. Примеры прочтения средневековых «автобиографий» были взяты из недавно вышедшей книги: История субъективности: Средневековая Европа / Сост. и вступит. статья Ю.П. Зарецкого. М.: Академический проект, 2009.
П.Ю. Уваров (Институт всеобщей истории РАН/РГГУ) рассказал о «Правде и вымысле в биографии Рауля Спифама (Raoul Spifame) (Франция, XVI в.)». Адвоката Парижского Парламента Рауля Спифама неоднократно вызывали на заседание Парламентской курии, где ему строго предписывалось воздерживаться от сочинения пасквилей и сатир против порядочных и уважаемых людей, в особенности — из числа его родственников (его младший брат был советником Парижского парламента и одновременно — епископом Неверрским; советником парламента был и его племянник, сын покойного старшего брата). Прочие его племянники также занимали важные должности. Но Рауль Спифам продолжал не только судиться с ними, но и, по их словам, также занимался диффамацией. Наконец, над Раулем была по решению Парламента учреждена опека "по причине помутнения рассудка", что не помешало ему в 1556 г. подпольно напечатать и распространить первый том своего сочинения "Diceararchiae Henrici regis christianissimi progymnasmata". Это был сборник указов, якобы написанных самим королем Генрихом II с целью "реформации дел в Галликанской церкви и в королевстве". Самое интересное, что значительная часть этих вымышленных постановлений рано или поздно была реализована. Некоторые авторы даже включали отдельные пассажи из "Дикаеархии" во вполне серьезные публикации королевских законов. Другие видели в Спифаме гениального политического мыслителя, утописта, провидца. Интересно, что в части указов речь шла о самом Рауле Спифаме, приводились документы, свидетельствовавшие о допущенных по отношению к нему несправедливостях. "Король" брал его под свою защиту, доверял ему важнейшую (вымышленную) должность "диктатора"; в одном из указов он назывался главным советником дофина, в другом именовался даже "приемным сыном короля". Публикация этого сочинения вызвала грандиозный скандал. Тираж было приказано уничтожить. Однако, странным образом, Рауль Спифам избежал тяжких наказаний, а через два года опека с него была снята и он продолжал числиться адвокатом Парламента, являясь к ежегодной присяге. Кто победил в споре простого адвоката с его могучими родственниками? Зачем Раулю Спифаму потребовалось включать во многом заведомо неправдоподобный "рассказ о себе" в свой утопический проект? Шла ли речь о "записках сумасшедшего"? Как реагировали на это "автобиографическое послание" современники? Анализ текста "Дикаеархии", в сочетании с актовым материалом, относящимся к семье Спифамов, позволяет прийти к неожиданным выводам...
А.Ф. Строев (Университет Новая Сорбонна Париж 3) сделал также доклад на тему «Как переписать свою жизнь, переписывая письма: эпистолярная стратегия принца Шарля–Жозефа де Линя». Печатая на склоне лет многотомное собрание своих сочинений (1795–1811, 34 т.) принц де Линь включает в них свои письма к Екатерине ІІ, Иосифу ІІ, графу де Сегюру, маркизе де Куаньи и др. Разоренный революцией, потеряв свои владения и былой престиж, он берет реванш перед лицом истории и предстает как видный политик, дипломат, военачальник. В 1809 г. он перепечатывает эти письма в сборнике, вышедшем под редакцией г–жи де Сталь, а в 1812 г. публикует новый сборник, куда включает свои дружеские и любовные послания. Одновременно он готовит полное издание своей переписки; оно должно было увидеть свет после кончины принца, но так и не вышло. Научное издание переписки принца де Линя, подготовленное А. Строевым и Ж. Веркрейсом на основе рукописей, позволяет утверждать, что принц де Линь целиком и полностью переработал свои письма в процессе подготовки к их публикации. Он редактирует их по нескольку раз, сокращает, дописывает, меняет даты, объединяет несколько писем в одно, либо, напротив, превращает одно в два или три. Но самое главное, Линь пишет все новые и новые письма к уже исчезнувшим корреспондентам. Подлинные тексты и «новоделы» печатаются вместе; письма настолько разрастаются и видоизменяются, что переписка превращается в мемуары.
Л.И. Сазонова (ИМЛИ) познакомила слушателей с докладом ««Шамаданъ моихъ возлюбленныхъ мыслей!»: воспитание галантного поведения в России XVIII в.». Л.И. Сазонова рассказала о формировании в русской культуре языка любовного ухаживания и о роли в этом процессе готовых риторических форм и образцов, восходящих к опыту французской куртуазности. Если и после эпохи трубадуров в Западной Европе существовала в той или иной форме непрерывающаяся традиция куртуазности, то в России в момент возникновения и формирования светского европеизированного общества галантный стиль поведения надо было заимствовать и усваивать. Западноевропейский роман оказал здесь неоценимую услугу. Открывая русскому читателю тонкости куртуазного мировоззрения, воспитывая новое отношение к любви как к духовному наслаждению и плодотворному переживанию, западноевропейский роман в русской культуре XVIII в. и далее, в XIX в., выполнял роль своеобразной практической риторики, оказывая влияние на литературное творчество и стимулируя создание оригинальных текстов в подобном роде. Известны произведения, кодифицирующие формы галантного поведения на основе опыта романной беллетристики, а также поэзии и драматургии. Одно из таких – «Любовный лексикон» французского автора Жана Франсуа Дрё дю Радье (Jean-François Dreux du Radier, «Dictionnaire d'amour», 1741) – издано в русском переводе в 1768 г. По западноевропейским романам и текстам вроде «Любовного лексикона» русские дворяне постигали науку галантного обхождения и любви.
А.Л. Топорков (ИМЛИ/РГГУ) посвятил свое второе выступление теме «Фальсификации заговорно-заклинательного фольклора в России XIX-XX вв.». В истории русской культуры было несколько периодов, когда фабрикация подделок фольклора имела массовый характер: это 1) период романтической донаучной фольклористики 1830-1840-х гг.; 2) Сталинский период с так называемым советским фольклором; 3) современный постсоветский период с популяризацией «Велесовой книги», массовой продукцией неоязычников и т.п. Первой большой публикацией русских заговоров было собрание И.П. Сахарова, который наряду с аутентичными публиковал и тексты собственного сочинения либо тексты, перелицованные из аутентичных. Ученые реконструкции А.Н. Афанасьева, основанные на таком материале, напоминают здания, построенные на песке. Переведенные еще в 1869 г. Вильямом Рольстоном на английский язык, тексты И.П. Сахарова до сих пор активно используются зарубежными исследователями, создавая ложное представление о русской заговорной традиции.
Г.И. Кабакова (Париж, Сорбонна-4) выступила на тему «"В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем": райская страна в советском фольклоре». Социальный заказ 1930-х годов требовал создания социалистического по содержанию фольклора. Советские «сказочники» дружно взялись за выполнение задания партии и создали образ советской страны как осуществившегося земного рая. В стереотипе рая как мира иного регулярно повторяются одни и те же хронотопы: метро как подземный храм, сельскохозяйственная выставка — райский сад, мавзолей, Кремль. Однако сказка оказалась не самым подходящим жанром для прославления успехов социализма и лично вождя, поскольку память жанра содержит долю условности. Для трансляции актуальных политических идей пришлось сочинить новый эпический жанр — «новину», исключающую всякий намек на ироническую дистанцию. В прославлении социалистического рая участвовали все национальные литературы, строительство которых зачастую не обходилось без фальсификаций. В жанре космогонического мифа успешно разрабатывались образы Ленина и Сталина-демиурга, творцов драгоценного слова, что разливает свет по всему миру и превращает некогда безжизненные пустыни в благоухающие сады. Поиски драгоценного Слова советского фольклора типологически напоминают известные сказочные сюжеты «Путешествие к Богу за наградой» и «Крестник Бога».
С большим интересом был выслушан доклад А.А. Петровой (музей «Московский Дом фотографии»/РГГУ) «Русский народный костюм в фотографиях: документ, стилизация, китч и симулякр». К моменту появления фотографии в России (сер. XIX в.) ношение русского народного костюма уже не было распространенной практикой. Тем не менее, фотоснимки известных и малоизвестных людей в русских костюмах многочисленны и разнообразны. С одной стороны, была известна документальная и документирующая фотография, запечатлевающая «русские типы» (В. Каррик), экспедиции (Российский этнографический музей, с 1900-х), выставки (Этнографическая выставка в Москве, 1867), коллекции (собрание Н.Л. Шабельской). В фотоателье приходили девушки и женщины в псевдорусских костюмах, городские кормилицы в деревенском платье (1870–1890-е). С другой стороны, народный костюм стилизовали (съемка актеров театра и кино «в ролях»); порой такая стилизация доходила до откровенного китча (советская эстрада, ритуалы встречи с «хлебом-солью»). Особое место занимает ношение национального костюма и позирование фотографам в жизнетворчестве отдельных персонажей русской культуры. Так, для сказительниц М. Кривополеновой, И. Федосовой, М. Крюковой, поэтов Н. Клюева, С. Есенина крестьянский костюм был реалией их повседневной жизни, а для Ф. Шаляпина, Н. Забелы-Врубель, А. Павловой – профессиональной необходимостью. В случае Л. Толстого, Николая II, В. Стасова, М. Волошина, Лили Брик, Н. Хрущева – такая костюмная практика становилась уже высказыванием и знаковым поведением. В современном искусстве русский костюм оказывается востребован в качестве атрибута для инсталляций (О. Кулик, А. Петлюра) и перформансов, превращаясь в элемент карнавализованной травестии (В. Мамышев-Монро, В. Кацуба, А. Петлюра, В. Бегальская, М. Любаскина).
Тема выступления А.Г. Айдаковой (выпускницы РГГУ) — «Мавзолей В.И. Ленина на Красной площади как опыт создания современной мифологии». До сих пор невозможно установить, каковы причины подобного захоронения Ленина, поскольку документальных источников не существует, а известно лишь свидетельство Н. В. Валентинова (Вольского), записанное спустя несколько лет с чужих слов, о том, что решение о бальзамировании Ленина и последующем захоронении его в мавзолее принял Сталин, ссылаясь на «многочисленные пожелания трудящихся масс» и несмотря на несогласие с его предложением других руководителей партии (Троцкого, Каменева, Бухарина). Последние считали, что бальзамирование тела Ленина и выставление его для поклонения напоминает православный культ святых мощей, борьба с которым началась еще в 1918 г. Мавзолей Ленина с самого начала существовал для советских людей в двух регистрах. С одной стороны, это было место своеобразного поклонения, где, по словам Маяковского, можно было «причаститься чувством класса» и приобщиться к ленинским идеям. С другой стороны, мавзолей Ленина стал символическим центром, рядом с которым проводились демонстрации, парады и многие другие акции, консолидировавшие людей во имя правого дела. И наконец, вобрав в себя массу как религиозных, так и атеистических идей и смыслов, мавзолей Ленина своим появлением обозначил кульминацию становления в России новой похоронной обрядности и нового, официального, отношения к смерти и связанных с ней культов. Существует параллелизм между символическим комплексом мавзолея и учением Н. Ф. Федорова о «жизневоссоздании», т. е. о физическом воскрешении покойных путем собирания атомов и молекул, некогда входивших в состав умершего тела (кстати, одним из приверженцев идеи телесного воскрешения был и Л.Б. Красин – руководитель и «вдохновитель» работ по бальзамированию вождя).
Выпускница РГГУ Т.А. Ткаченко сделала доклад на болезненную тему «Проблема лжесвидетельства и критика достоверности в современном историографическом дискурсе о Холокосте». В современной историографии Холокоста существует негласный постулат о привилегированном статусе свидетеля. В особенности это касается бывших узников нацистских концлагерей. Свидетельские показания о концлагерях не принято подвергать сомнению, при этом разные историки вырабатывают собственные подходы к проблемам установления фактов, изучению свидетельств и их интерпретации. К сожалению, не раз имели место вопиющие факты лжесвидетельства. При этом попытки развенчания лжесвидетелей предпринимают в основном историки-ревизионисты, тогда как в традиционной историографии встречаются лишь единичные упоминания об этой проблеме. Информация о разоблачениях лжесвидетелей чаще всего становится предметом обсуждения в прессе, вызывая резкое осуждение со стороны общества. Однако лжесвидетели фактически ставят под угрозу статус свидетеля и усиливают акцент на проблематике достоверности свидетельства. Одним из самых нашумевших разоблачений стало недавнее (вынужденное) признание испанского ветерана, возглавлявшего группу «Amical de Mauthausen», о том, что в течение нескольких десятилетий он обманывал общественность, выдавая себя за узника концлагеря Флоссенбург.
А.А. Голованова (выпускница РГГУ) сделала доклад «Эмигранты второй волны: особенности конструирования автобиографических нарративов». В основе доклада — исследование воспоминаний бывших острабайтеров об их пребывании на работах в Германии. А.А. Голованова сравнила два способа представления событийного ряда: в комплексе автобиографических писем эмигрантов второй волны, или так называемых «невозвращенцев», и в нарративных интервью остарбайтеров, вернувшихся в СССР. Выделив сквозной сюжет рассматриваемых писем и устных воспоминаний, автор обнаружила много сходного: это рассказы о приходе немцев, угоне в Германию, жизни и работе в немецких трудовых лагерях, возвращении или невозвращении на родину, а также краткий рассказ о жизни после немецкого плена. Однако способы отбора событий и выстраивания нарративов вернувшимися и «невозвращенцами» имели между собой достаточно мало общего. Очевидно, что по сравнению с воспоминаниями вернувшихся остарбайтеров, в письмах «невозвращенцев» был преуменьшен драматизм судеб остарбайтеров, акцент сделан на насильственном характере советской репатриации. В докладе делается вывод о принципиальном влиянии на воспоминания «невозвращенцев» Русского Зарубежья, культивировавшего представление о коммунистах как о «внутреннем враге» России, что привело к осмыслению работы у немцев как этапа освобождения «из советского плена».
Кроме этого, на Школе выступили с сообщениями студенты РГГУ: «Жизнетворчество "беглого епископа" Жака-Поля Спифама» (И.И. Мартьянова); «Жанна дез Анж: фальшивая святая на Луденском процессе» (П.А. Соколинская); «Дети в религиозных войнах во Франции (по материалам нарративных источников)» (А.В. Нечитайло).
Школа завершилась круглым стол «Жизнетворчество и подделки во Франции и России» (ведущие — А.Ф. Строев, Ю.П. Зарецкий).
Участники экспедиции и Школы совершили экскурсии по поселению Анненский Мост и городу Вытегра. На обратном пути в течение дня посещали Ферапонтово и Кирилло-Белозерский монастырь.
