Системные слабости террористов
Системные слабости террористов
Системные слабости террористов
Исследовательский Центр Lexington Institute опубликовал доклад, в котором перечислены шесть главных слабостей террористов.
Слабость1. Активность террористов делает их уязвимыми.
Проблема США до 11 сентября 2001 года заключалась в том, что на действия и передвижения членов иностранных террористических структур никто не обращал особого внимания. Эта позиция имела ряд причин. В частности, одной из них был хронический недостаток оперативников, владеющих восточными языками.
Исследовательский Центр Lexington Institute опубликовал доклад, в котором перечислены шесть главных слабостей террористов.
Слабость1. Активность террористов делает их уязвимыми.
Проблема США до 11 сентября 2001 года заключалась в том, что на действия и передвижения членов иностранных террористических структур никто не обращал особого внимания. Эта позиция имела ряд причин. В частности, одной из них был хронический недостаток оперативников, владеющих восточными языками.
Террористы не могут действовать в одиночку, они обязательно контактируют друг с другом, с сочувствующими им людьми и с посторонними. Отслеживание подобной информации позволяет понять алгоритмы действий террористических сетей, предугадать их планы и нейтрализовать их.
Мировой опыт показывает, что государства, которые оказываются способными тратить ресурсы на создание системы отслеживания и анализа информации о террористах и их сообщниках, способны добиться значительных успехов. К примеру, Германия смогла разгромить группу Баадер-Мейнхоф (они же "Фракция Красной Армии") благодаря тому, что создала компьютерную базу данных, куда заносились и с помощью которой анализировались все факты, имеющие прямое или косвенное отношение к террористам. Развитие техники позволяет перехватывать сообщения и разговоры законспирированных членов террористических структур, что делает возможным их нейтрализацию.
Слабость 2. У террористических групп есть лидеры, которых можно арестовать или уничтожить.
Лидеры террористических структур могут иметь большее или меньшее значение для успешного функционирования их организаций. Роль лидеров уменьшается в случае, если террористы имеют другой "центр притяжения" - например, определенную идеологию, или, если за ними стоит какое-либо государство, управляющее террористами с помощью спецслужб. Однако всегда и везде лидеры имеют значение.
Наиболее часто террористическая активность является продуктом фантазии и организационного таланта руководителей ячеек и сетей. Терроризм, а особенно международный терроризм, предполагает детальную подготовку и серьезный расчет. Поэтому захват или ликвидация лидера способна расстроить планы террористов - многие теракты последних лет удалось предотвратить именно благодаря подобным действиям спецслужб.
Как минимум, в двух случаях (Абдулла Оджалан, лидер Рабочей Партии Курдистана и Абимаэль Гусман, лидер перуанской организации "Сендеро Луминосо" - она же "Светлый Путь") захват лидеров террористов позволил полностью парализовать деятельность всей террористической структуры. В любом случае, нейтрализация лидера делает террористическую структуру хуже управляемой и менее боеспособной. Террорист - это всегда борьба за власть. Устранение лидера уменьшает власть и влияние террористов.
Слабость 3. Борьба за власть - естественный процесс, идущий внутри террористических групп.
Любая террористическая организация находится в состоянии вражды не только с окружающим миром. Она конкурирует с другими террористическими структурами, борясь за известность, ресурсы, рекрутов, деньги и пр. Примеры этого дает нынешнее состояние дел в Ираке. Многие группировки инсургентов больше враждуют друг с другом, чем с иракскими властями и силами коалиции. Лидер иракской "Аль Каеды" Аль Заркави, пытавшийся натравить суннитов на шиитов, был публично одернут вторым человеком в "Аль Каеде" - Аль Завахири.
Состояние подобной вражды является постоянным, она подпитывается страхом перед агентами спецслужб, действующих в составе одной или иных террористических структур, имеющих общий идеологический базис. Во многих случаях это приводило к ослаблению и даже исчезновению достаточно мощных террористических организаций. По этим причинам в 1970-е годы прекратила свое существование "Японская Красная Армия". В 1980-е годы исчез "Черный Июнь" прославленного палестинского террориста Абу Нидаля. Тогда же, в результате внутренней борьбы фракций, резко снизили активность колумбийский "ФАРК" и филиппинская "Новая Народная Армия".
Подобные явления стоит использовать, применяя методы дезинформации, пропаганды и агентурной работы. Следует разжигать вражду различных лидеров и группировок. Чем больше террористы воюют друг с другом, тем меньше сил и возможностей у них остается для иных дел.
Слабость 4. Террористические организации состоят из людей, и они могут быть уничтожены.
До сих пор не известен средний срок существования террористических организаций. Некоторые из них исчезают через год-два после создания, другие живут десятилетиями. Однако всегда и везде действуют два золотых правила: во-первых, продолжительность существования террористических ячеек напрямую зависит от эффективности действий властей, во-вторых, многие террористические структуры изначально нацелены на долгосрочную борьбу, а не на подготовку к одному решающему сражению. Следовательно, спецслужбы вынуждены вести бесконечную кампанию.
В 1940-е годы террористические структуры, действовавшие на Филиппинах, были крайне могущественны, многочисленны и влиятельны. Однако в течение полутора десятилетий их удалось уничтожить. Это было сделано благодаря комплексной стратегии борьбы - власти боролись с коррупцией, провели реформу вооруженных сил, подорвали продовольственную базу террористов и пр. Аналогичная история произошла на Филиппинах в последние годы. Экстремистская организация "Абу Сайаф", тесно связанная с "Аль Каедой", приобрела значительную мощь и совершила серию крупномасштабных терактов. Однако с ней удалось справиться и довести ее численность до минимума - филиппинские спецслужбы смогли уничтожить лидеров "Абу Сайаф", обеспечили охрану населенных пунктов, активизировали операции в джунглях, провели ряд амнистий, благодаря чему от "Абу Сайаф" откололись мелкие группировки и т.д.
Слабость 5. Терроризм невозможно победить морально и юридически. Ни одно государство не может считать себя в безопасности от терроризма. Поэтому государства вынуждены сотрудничать друг с другом в этой сфере.
Общая ненависть к терроризму оказывается сильнее иных разногласий. К примеру, США и Франция, которые в последние годы часто конфликтовали друг с другом, крайне активно и плодотворно сотрудничают в борьбе с террором. После того, как иорданец Аль Заркави, действовавшей в Ираке, совершил теракт в иорданском Аммане, он подписал себе смертный приговор. Иорданцы вычислили его и передали информацию США, в результате чего лидер иракской "Аль Каеды" был уничтожен. Террористы, совершая атаки и убивая людей, неизбежно плодят не только жертв, но и наживают себе новых врагов.
Слабость 6. Государства продолжают поддерживать террористов, и поэтому необходима военная сила, чтобы удерживать их от подобных действий.
Многие государства использовали и продолжают использовать террористов в своих целях. Так поступают, например, Иран, поддерживающий ливанскую "Хезболлу", и Сирия, содержащая палестинские террористические группировки. Однако государства, страдающие от террора, должны защищать своих граждан от атак. Определенный эффект дают экономические и политические санкции, однако иногда решить проблему способна лишь военная сила. Именно благодаря прямому или косвенному использованию вооруженных сил, Афганистан, Ливия и Ирак перестали подкармливать международные террористические структуры и координировать их деятельность.
В свою очередь, Мартин МукианMartin Muckian, высокопоставленный офицер ВМФ СШАUS Navy, ныне работающий в Колледже ВМФ СШАNaval War College, опубликовал в военном журнале Parameters статью, где сравнил террористов, придерживающихся маоистской идеологии, и террористов, действующих в Ираке.
Принцип 1. Разрушение, а не рассеивание.
Террористы-маоисты традиционно имеют строгую иерархию лидеров. Поэтому успехи в борьбе с ними часто достигались именно с помощью атак на лидеров - их уничтожали или арестовывали. США применяют аналогичную стратегию в Ираке, однако не добились особых успехов.
Причиной является иная - сетевая - структура ячеек иракских инсургентов, которые не имеют одного или небольшую группу руководителей. Во-первых, уничтожение одного из лидеров террористов способно разрушить отдельную ячейку, но не в состоянии повредить всей террористической сети. Во-вторых, лидеры подобных структур часто выполняют функции "бродячих проповедников", которые помогают в делах пропаганды и организации, однако не осуществляют непосредственного руководства террористическими атаками. В-третьих, сетевые структуры наиболее жизнеспособны, они способны вновь самоорганизовываться даже после мощных ударов по ним.
Однако и у "сетевых" террористов есть уязвимые места. В первую очередь, это узкие специалисты, занимающие невысокие места в иерархии террористической группы, но играющие важнейшую роль в ее действиях. Например, это специалисты по взрывным устройствам и оружейники, без которых удачные теракты практически невозможны.
Принцип 2. Политика.
В отличие от маоистов, иракские инсургенты не имеют внятной политической программы. Большинство иракских террористов балансируют на грани национализма и исламского экстремиста, идеологические различия между разными группами весьма значительны. Они с трудом представляют основные цели своей деятельности и тем более редко задумываются о будущем своей страны и своей организации. Результатом является их стратегическая слабость: к примеру, в январе 2005 года в Ираке прошли выборы - причем лидеры инсургентов не смогли выработать единого подхода к ним. Часть групп приняла участие в голосовании и даже выдвинула своих кандидатов, другие террористы активизировались, третьи - сократили свою активность до минимума.
Это показывает, что террористы способны преуспевать лишь в определенных политических условиях, как только условия меняются, террористы слабеют и даже бывшие союзники начинают открыто враждовать друг с другом.
Принцип 3. Поддержка населения.
Террористы не могут выжить без поддержки населения. Поэтому квинтэссенцией многих антитеррористических стратегий является "отделение" инсургентов от потенциальных сторонников.
Однако иракские инсургенты имеют свои особенности. В отличие от маоистов, которые предпочитали создавать настоящие армии и контролировать значительные территории, иракцы используют значительно меньше группы, привлекая в них безработных и преступников. Иракские инсургенты не ставят перед собой задачу контроля за какой-то частью страны. Кроме того, если маоисты традиционно опирались на крестьян, большинство иракских террористов живут в городах. Иракские террористические группировки не нуждаются в постоянных поставках большого количества продовольствия вооруженным группам, находящимся в отдаленных районах - еду, одежду, снаряжение они покупают совершенно открыто на рынках и в магазинах.
Однако и у иракцев есть свои слабости. Большую часть средств они получают из двух источников - из-за рубежа и за счет использования рэкета. В силе террористов заключена и их слабость: история показывает. что население постепенно отказывает вымогателям и похитителям людей в поддержке.
Принцип 4. Технология.
В отличие от предыдущих поколений террористов, иракские инсургенты активно используют информационные технологии для связи, обмена информацией и пропаганды. Само по себе, появление сотовых телефонов, Интернета, электронной почты, кардинальное удешевление стоимости подобных услуг и сделало возможным образование "сетевых" террористических организаций. Опора террористов на технологии позволяет государствам, априори обладающим большими возможностями в этой сфере, преуспеть в антитеррористической борьбе.
06.05.14
Военный эксперт Анатолий Цыганок: России нужны информационные войска, которые донесут до всего мира наши ценности и идеологию
С начала века информационные технологии активно использовались в четырех войнах и двух военных конфликтах. Это вторая арабо-израильская война в 2006 году, Сектор Газа в 2009 и 2012 годах, в Грузии против Южной Осетии в 2008 году, а также речь идет о войне НАТО против Ливии в 2011 году, конфликте в Сирии, Иране и на Украине. Использование коммуникационных технологий также происходит в жестком противоборстве, именуемом информационным.
XXI век – начало. Информационная борьба за соотечественников
Впервые информационная война была применена США против Ирака в 2003 году. Инфраструктурой информационной войны США и стран Европы является создаваемая ими глобальная сеть GIG (Global Information Grid), на строительство которой было предусмотрено около $200 млрд. Ее основная задача – обеспечить командиров целостной "картинкой сверху". Как признался тогда командующий коалиционной группировкой генерал Артур Кларк, информационные усилия были направлены, в первую очередь, "на своего жителя". В результате, впервые за всю послевоенную историю авторитет США упал в большинстве стран мира.
Ведение информационной борьбы в Израиле. Во время второй арабо-израильской войны, на двух фронтах – на северном и южном, методично нанося авиационные и ракетные удары, Израиль достигал поставленных целей, однако на третьем фронте – на информационном, он потерпел поражение. Эта война стала второй войной ХХI века, в которой использовалось оружие на новых физических принципах при относительно небольших потерях среди мирного населения. Здесь же произошло совмещение боевой фазы и информационной войны. Израиль, который нанес военное поражение своим врагам, проиграл информационную войну. Израильское население воспринимало все пережитые войны, как справедливые и всегда поддерживало все войны, ведущиеся израильской армией. Израильтяне поддержали действия своего правительства, которое попало, между тем, под критику мирового сообщества, что свидетельствует об информационном просчете израильских стратегов. Тогда Израиль вышел из международного союза журналистов, поскольку иностранные журналисты, в том числе и европейские, постоянно писали и критиковали, что Израиль незаконно применяет оружие. При этом, действия Израиля не ослабили "Хезболлу", не остановили незаконные поставки оружия – и это тоже поражение в информационной войне.
Стоит отметить, что обе стороны использовали одни и те же приемы – существенно преувеличивали потери противника и сокращали потери собственные – это тактика, которая будет использоваться во всех последующих конфликтах. Израиль преуменьшал потери среди мирного населения. Ситуация усугублялась тем, что, в отличие от Израиля, где во время обстрелов жители имеют возможность прятаться в бомобубежища, у жителей Сектора Газа такой возможности нет.
Сектор Газа – это узкая полоска земли с плотностью населения, как в Париже или Москве, и там нет бомбоубежищ, но есть здания с флагами ООН, куда бегут женщины и дети во время бомбардировок. Армия Израиля – единственная, полностью перешедшая на "цифру", и после ракетного обстрела со стороны Сектора Газа им требуется от 30 секунд до минуты, чтобы эту цель атаковал самолет, беспилотник или артиллерийское орудие. Когда обсуждали, почему погибло так много мирных граждан, израильтяне показали интересный факт – по их словам, обстрел велся именно из здания с флагами ООН.
Если говорить об информационной борьбе, ее основная задача была в том, чтобы деморализовать стороны, подорвать веру в собственные силы. Так, главный пропагандистский рупор "Хезболлы" телеканал "Аль-Манар" сообщил, что бойцам удалось потопить израильское судно с более 50 моряков на борту, неподалеку от Тира. Пресс-служба израильской армии опровергла эту информацию. Вслед за этим, журналист телеканала "Аль-Арабия обратился за комментарием к одному из лидеров "Хезболлы" Махмуту Камати, который, сетуя на невозможность предоставить документальные видеоматериалы, которые "не были отсняты из-за плохой видимости", вновь подтвердил, что корабль был уничтожен.
Надо сказать, что в израильской прессе информация о развитии событий в наземных боях становилась день ото дня детальнее и прозрачнее. Поэтому, создалась уникальная ситуация: обширные комментарии к ведущимся операциям, подведение итогов после их окончания, а иногда и до их начала, сначала сделали СМИ обладателем фактора влияния, а затем превратили прессу в инструмент контроля военных действий. Открытая пресса, обернувшись трибуной граждан, бойцов и лиц, принимающих решения, сыграла противоречивую роль в формировании плодов военной кампании, смонтировав свой сценарий войны, где каждый ее акт находился под влиянием "краткого содержания предыдущих". СМИ присвоили себе право разъяснять, в то время, как армия обороны Израиля стала им подыгрывать, что временами вызывало недоумение. К этому позже добавились армейские неудачи и проблемы с командованием Северного военного округа израильской армии. Пресса постоянно муссировала негативные темы – атаку в Кане, где погибли десятки мирных граждан, женщин и детей, попадание ракет в расположение солдат в Кфар Гилади, фактическое смещение командования в Северном военном округе. В результате, разъяснительная кампания, которой принадлежала ведущая роль в информационной войне, забуксовала, и ее продукция перестала пользоваться доверием даже со стороны простого населения Израиля.
По использованию информационных технологий, израильская армия считается самой передовой в мире. Ее разведывательные центры перерабатывают огромный объем информации, поступающий со спутников, с беспилотников, миниатюрных скрытых камер и автоматических датчиков вдоль границы с Ливаном. К этому можно добавить и новый спутник наблюдения. Даже Пентагон перенимал передовой израильский опыт в области применения средств автоматического наблюдения. Впрочем, как показали дальнейшие события, чрезмерное увлечение техническими новинками не спасло от асимметричных мер воздействия. Бойцы "Хамас" и "Хезболлы" регулярно пересекают границу Израиля, напичканную всевозможными электронными приборами и средствами обнаружения, обходя их через подземные подкопы, используя кирки, лопаты и ножи, нападают и похищают израильских солдат прямо с их постов.
Война в августе. Неудачный дебют для России
Третья информационная война – война 08.08.08. Надо признать, что Россия проиграла эту информационную войну на всех ее этапах. Фактически, она не могла выиграть эту войну, поскольку системы информационных вооружений были слишком неравны. Англоязычное информационное пространство намного больше русскоязычного, а аудитория CNN несравнима с аудиторией российских телеканалов. Сыграл свою роль и человеческий фактор. В России народ получил хорошую прививку против государственной пропаганды и умеет делить официальные сообщения на пять или на 10. Западные зрители к этому не готовы. Поэтому, даже если под давлением доказательств Михаил Саакашвили будет осужден международным судом за геноцид народа Южной Осетии, в массовом западном сознании останется только тот факт, что "большая Россия напала на маленькую Грузию".
Саакашвили объявил спустя несколько дней, что в грузинском Гори идет война, массовые изнасилования и т.д., это подхватили западные СМИ. И только когда Илия Второй приехал туда, он заявил, что "война идет в Цхинвале, а вы живете, как в Париже". Интересный момент был, когда командующий штабом там собрал пресс-конференцию, все подробно рассказал, прошли сутки – а в информпространстве ничего не появилось. Он созвал еще одну пресс-конференцию, и когда стал спрашивать, кого журналисты представляют, они задергались и разошлись – очень интересная технология.
Мы пытались убедить Саакашвили признать простую вещь – назвать жителей Южной Осетии осетинами, но он исповедал откровенно националистическую риторику о том, что "Грузия – для грузин". Это же самое мы видим сейчас на Украине – "Украина для украинцев". Такая же история была и в Приднестровье. Конфликт там разгорелся после того, как Молдавия объявила русский язык иностранным. То же самое происходит на Украине, при этом украинский язык там никто не знает. Когда на Майдане все выступали, в том числе и представители запада, все использовали только русский язык.
Саакашвили в своих заявлениях во время военных действий в Южной Осетии и после них говорил о том, что все происшедшее – "дело рук России", а именно – "военные действия против мирного грузинского народа". Мировые агентства не упускали случая показать "преступления в Гори". Визуальный ряд, поданный нужным образом, и соответствующие ему по содержанию тексты создавали в массовом западном сознании антироссийскую картину. А президент Грузии выступал постоянно на фоне флага ЕС и обязательно говорил о том, что "Россия совершила агрессию" не только против грузинского народа, но и против США, НАТО и ОБСЕ. И западные СМИ охотно делали в своих репортажах акцент на российскую агрессию против "маленькой беззащитной Грузии". В западных СМИ вновь актуализировался образ России, как гегемона и захватчика, а действия РФ сравнивались с "вторжениями" СССР в Афганистан, Венгрию и Чехословакию. Сама же политика нынешней российской власти трактовалась как "сталинская" и "гитлеровская". Словом, "Русский медведь" в полный рост предстал перед Западом.
Западные СМИ допускали прямые информационные подлоги, а мировые масс-медиа крайне тенденциозно подавали материал о конфликте, не гнушаясь прямыми фальсификациями. Россия преподносилась как агрессор, а Грузия, как "маленькая свободолюбивая страна", под руководством своего прозападного руководителя, "героически сопротивляющаяся агрессии". Любые попытки изложить события с позиций России и Южной Осетии пресекались. Достаточно вспомнить нашумевшее интервью двух осетинок на канале "Fox news", где им просто не дали говорить, как только стало ясно, что они будут благодарить Россию за защиту.
А мир смотрел на конфликт исключительно глазами Тбилиси. При этом, репортажи из зоны конфликта стали выходить в эфир только после того, как РФ ввела войска в Южную Осетию – ни обстрел, ни разрушение Цхинвала грузинской артиллерией мировую прессу не заинтересовали. Две недели назад оказалось, что на Украине задержаны боеприпасы для системы залпового огня "Град". Грузины "Градом" превратили Цхинвал в развалины за четыре часа.
Стремление России говорить на языке Запада не сработало, поскольку в ее распоряжении не было нужного политико-информационного инструментария, каким располагают США и Евросоюз. США обладают достаточным политическим влиянием, чтобы превратить собственную версию событий в доминирующее общественное мнение и, фактически, в мнение международного сообщества. CNN называют "информационным чудом", которое по степени влияния на аудиторию не имеет равных среди мировых масс-медиа. Это американский спутниковый канал, первый в мире наладивший круглосуточную трансляцию новостей в реальном времени. Многие эксперты указывают на факты преподнесения информации при освещении военного конфликта в Южной Осетии в "нужном ключе". CNN показала картинку российского телеканала "Russia today" с демонстрацией горящего Цхинвала после грузинской атаки, а диктор сказал, что на экране – грузинский город Гори, уничтоженный российской армией. Спустя некоторое время последовало объяснение, что произошла ошибка, но сделано оно было мимоходом, а кадры "горящего грузинского города" повторялись постоянно без упоминания об "ошибке".
Информационные атаки проходили в полном соответствии с требованиями информационной войны третьего поколения. Наиболее полное определение этому типу войны дал Владимир Путин, когда сказал, что "постоянно повторяемые заклинания о "демократическом государстве Грузия" говорят о том, что по стандартам НАТО государству позволено зверски расправляться с мирным населением только потому, что оно демократическое".
Вместе с тем, грузинская война стала первым конфликтом в XXI веке, в котором использовались кибератаки. 8 августа одновременно с обстрелом Цхинвала значительная часть югоосетинских сайтов подверглась хакерским атакам. Нападению подверглись также российские СМИ, в частности англоязычный телеканал "Russia today". Ответные шаги с российской стороны не заставили себя ждать – оперативно были взломаны сайты президента Грузии, парламента, МИД и ряд других. Атаки происходили в основном с территории Москвы и Санкт-Петербурга, но это была личная инициатива хакеров – соответствующей команды со стороны российских властей не было. Как и в случае с арабо-израильским конфликтом, обе стороны активно использовали дезинформацию, давали некорректные данные о потерях у себя и со стороны противника. Грузия вообще запретила трансляцию российских телеканалов.
Саакашвили заявил, что "Россия пыталась нас уничтожить, но мы нанесли им потери", среди которых 400 убитых солдат, два самолета и 300 танков. Столько танков там вообще не было. Сравнивая эту ситуацию с украинской, можно отметить, что Грузия попала под жернова России и Америки, под эти же жернова попала и Украина. Несмотря на то, что у Грузии нет возможности проводить спутниковую оценку местности, американский госсекретарь сказал тогда, что "Грузия провела разведку" и обнаружила на российской границе 400 танков. Точно такая же ситуация произошла на Украине – у этой страны нет собственных средств космического наблюдения, но они использовали мощности НАТО и заявили о таком же скоплении танков на границе. Второй очень важный момент: Грузию подталкивали к столкновению, и Украину сейчас подталкивают к столкновению. Все они готовы выполнить все, что скажет "Вашингтонский обком".
Подготовка материалов в мировых СМИ, в газетах, телевидении, радио и Интернете позволила начать массированную информационную атаку против России. Ее основной смысл был в том, чтобы побудить мировое общественное мнение не препятствовать вооруженному вторжению Грузии в Южную Осетию, а как максимум, обеспечить широкую общественную поддержку грузинского руководства. Кроме того, необходимо было нейтрализовать влияние России, проводившей миротворческую операцию. Разработанная на Западе концепция информационной войны привела к массовому появлению, в том числе и в российских СМИ, дезинформации или тенденциозной информации, которая имела цель создать выгодное для Запада общественное мнение. Под информационным прикрытием грузино-осетинской войны решались и иные вопросы, в частности, был подписан договор о размещении элементов ПРО в Польше.
В целом, можно сказать, что информационная работа России достигла статуса "достаточно достоверной" в глазах российского населения, но не смогла стать "достаточно достоверной" для западного общества. В отряде психологических операций СКВО было менее 50 человек, у которых была мобильная типография, где можно было печатать листовки для распространения среди населения Грузии, и единственный в российской армии приемо-передающий телецентр, который мог бы транслировать на территорию Грузии через российские спутниковые каналы нужные видеоматериалы, в том числе, в метровом диапазоне волн. При этом, в телевизионной группе не был предусмотрен телеоператор и корреспонденты, поэтому она могла только технически обеспечить телепередачу. В результате, этот отряд остался невостребованным. Практически все указанные структуры не в состоянии были решать проблемы информации, дезинформации, нарушения информационных сетей, защиты своих сетей, подачи нужных информационных блоков во все ведущие информагентства раньше, чем это делала грузинская сторона.
Ливия: полигон информационных технологий
Информационную войну в войне против Ливии можно разделить на шесть этапов. Во время первого этапа, еще до фазы открытых вооруженных столкновений, складывались и укреплялись образы "мы" и "они", акцентировалось внимание на идеологические символы, оправдывающие прямое воздействие. На этом этапе пропагандировалась возможность мирного решения проблемы, в реальности неприемлемая для обеих сторон – чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение. Психологические операции проводились с высокой интенсивностью как в интересах формирования позитивного общественного мнения у населения Ливии, так и для обработки личного состава ливийских вооруженных сил.
В Неаполе было создано отдельное подразделение в рамках НАТО, миссия которого заключалась в слежении за всеми перемещениями вооруженных отрядов людей, в том числе и армии повстанцев. Для обеспечения этой задачи было создано несколько информационных сетей. Незадолго до падения Триполи журналист Тьерри Мейсан открыто признал, что большинство западных журналистов, остановившихся в отеле "Риксос", были агентами НАТО. В частности, он указал на группы, работающие в "Assotiated Press", ВВС, CNN, "Fox news".
Все сайты, поддерживавшие "свободную Ливию", декларировали, что они были созданы на родине, но все прочие информационные ресурсы не были доступны ливийским интернет-пользователям. Вебсайты "революции" работали на английском языке, тогда как основной язык в Ливии – арабский. Английский можно встретить только в крупных городах. Несмотря на сомнительное происхождение, сотрудники наиболее крупных западных СМИ использовали анонимные видео с них как "достоверные". Некоторые сайты были явно мошенническими. Так, сайт "Libyan revolutionary central" был зарегистрирован за день до первого протеста в штате Огайо в США в качестве некоммерческой организации.
На втором этапе с началом ракетно-бомбовых ударов основной акцент информационной войны перенесен на оперативно-тактический уровень. Основными компонентами информационной войны на данном этапе являлись информационно-пропагандистские акции, радиоэлектронная борьба, вывод из строя элементов гражданской и военной инфраструктур. С борта военного самолета, предназначенного для "психологической войны", начали транслировать сообщения на английском и арабском языках для ливийских военных, призывавшие бросать оружие и возвращаться домой. На этом этапе обе стороны стараются снимать и распространять максимальное количество материалов, дискредитирующих противника.
Когда конфликт перешел в длительную фазу, начался третий этап информационной войны, задача которого – уличить противника в морально-неприемлемых формах ведения конфликта, а также привлечь на свою сторону новых союзников. В то же время, разрушение Ливии не помешало НАТО полтора месяца использовать ливийское радио и телевидение для передачи своих пропагандистских материалов. Для увеличения аудитории этих радиопередач над территорией Ливии разбрасывались радиоприемники с фиксированной частотой приема, а также листовки – комиксы, плакаты, рисунки, игральные карты с портретами ливийских лидеров. Обе стороны прибегали к дезинформации, стараясь посеять неверие в собственные силы и панику.
Таким образом, на этих этапах в рамках информационной войны допускалась дезинформация, искажение фактов и их подтасовка, а основным оружием этой войны стало телевидение.
Четвертый этап – начало штурма Триполи. Здесь использовался механизм, который, вероятно, не использовался со времен начала войны в Испании в 1936 году, когда кодовая фраза по радио означала одновременное выступление боевых сил по всей территории страны. В случае Ливии это означало начало штурма Триполи, когда одновременно начали появляться блок-посты, активизировались боевые ячейки и т.д. Подозреваю, что подобная операция готовится и на восточной Украине. В СМИ появлялась информация, что "Правый сектор" поодиночке и небольшими группами без оружия входит в города. Создаются активные группы, которые услышат сигнал и приступят к активным действиям – будут арестовывать людей, атаковать, устраивать различные акции.
По данным западных СМИ, план атаки на Триполи согласовывался с сотрудниками британской разведки за 10 недель до него. План предусматривал, что боевые действия начнутся в центре города, и в течение всего этого времени повстанцы тайно провозили в город оружие, боеприпасы и обученных бойцов. А накануне операции британские ВВС нанесли серию мощных авиаударов по военным объектам в Триполи. Главным событием в информационной войне при штурме Триполи считается эпизод, когда "Аль-Джазира" и CNN показали кадры "победы" повстанцев, снятые в Катаре, – пятый этап. Это было сигналом к атаке для мятежников и диверсантов. "Спящие ячейки" повстанцев сразу после этого начали устанавливать блокпосты, врываться в командные пункты и квартиры офицеров, не предавших Каддафи.
Завершающий этап – формирование выгодной трактовки произошедших событий. Самый простой способ манипулирования информацией – не подпускать журналистов к самим событиям, подкармливая прессу официальными сообщениями, видеохроникой, полученной от военных, вооруженных ноутбуками и мобильными телефонами с встроенными камерами. Новое направление информационной войны натовские эксперты использовали, когда глубинными бомбами атаковали подводный оптоволоконный кабель, чтобы нарушить телекоммуникацию между рядом ливийских городов.
Что дальше?
На Украине уже нет информационной войны. Там идет информационный беспредел. Сейчас никто не отвечает за свои собственные слова. Если полгода назад свои слова еще хоть как-то оценивали, сейчас это вообще – беспредельно. Мы – ругаем Украину, Украина ругает Россию совершенно беспредельно.
Это связано с тем, что США считают нас "проигравшей стороной", которая не имеет никакого влияния в мире, хотя на самом деле в мире существует три страны, которые имеют политическое влияние – США, Россия и Китай. И сейчас начинается холодная война в самом жутком ее проявлении. Начинаются совершенно определенные события – нас убрали из большой восьмерки, но с G20, думаю, нас никто не исключит. Если нас исключат из ПАСЕ, еще неизвестно, кому будет хуже – мы платим им 20% бюджета, при этом нас все ругают, как хотят – это удивительно. Для сравнения – США платит 22% бюджета ООН и назначает на все посты своих людей.
Я думаю, что в состав российской армии должны быть введены информационные войска, новый род, не имеющий аналогов в мире. Учитывая итоги войн и военных конфликтов начала XXI века, необходимо создавать организационно-управленческие и аналитические структуры для противодействия информационной агрессии. Нужны специальные информационные подразделения или войска, в составе которых будут государственные СМИ, военные СМИ, работающие на внешнюю и внутреннюю аудитории. В информационных войсках должны быть международные и внутриполитические эксперты, редакторы, журналисты, сценаристы, операторы, хакеры, переводчики, работники РЭБ, веб-дизайнеры, задача которых – доходчиво и ярко разъяснить мировому сообществу суть и принципы российской идеологии.
3 сентября 2015 год
«Террор - это крупная индустрия. Как в любой индустрии, за исполнителями стоят воротилы бизнеса, у которых один довод - доллар. Якобы другие принципы - просто прикрытие. Счастливый, гармонично развитый человек не пойдёт в боевую организацию - ему есть, что терять, он просто не захочет быть куклой в чужих руках», - рассказал в преддверии Дня солидарности в борьбе с терроризмом бывший спецназовец, член Общественной палаты РА.
Печальная слава
Карина Кадиева, АиФ-Адыгея: - Один из журналистов сказал, что терроризм - это инструмент. Но мы же не выступаем против автомата Калашникова? Многие ли жители готовы помогать органам в борьбе с террором и не прослыть стукачами?
Рашид Джаримов: - Я бы не сравнивал автомат Калашникова и терроризм - несопоставимые понятия. Однажды мы с делегацией от Адыгеи побывали в Беслане. Кто слышал об этом городе до теракта 1 сентября 2004 года? Не буду касаться подвига спецназовцев, собой закрывавших детей от пуль, - это отдельная тема, но я никогда не забуду детское кладбище, где даже у взрослых мужчин наворачивались слёзы. Не забуду школу, к стенам которой люди несли бутылочки с водой в память о тех муках детей, которым террористы не давали пить. Если бы чей-то звонок помог предотвратить гибель сотен детей, такое сообщение дорогого стоило. При чём тут стукачество? Скорее, равнодушие и подленькая мысль: меня это не коснётся.
- Есть пример Будёновска, «Норд-Оста», Беслана. Тогда почему появляются боевики Украины, сирийские революционеры, ИГИЛ, о котором ещё год назад мы понятия не имели. Кровавая история террора ничему не учит?
- Эти движения – форма так называемой асимметричной войны. Создаются ячейки по национальному, клановому, религиозному признаку, которые разрастаются и начинают контролировать целые территории. Идея образования таких движений может быть любой, главное, чтобы она манипулировала человеком. За этими движениями стоят люди, которые финансируют, обучают боевиков, готовят теракты. Зачем? Очень просто: теракт - мощное влияние на людей. Те, кто его совершают, решают свои финансовые проблемы. Те, кто пострадал от терроризма, - испытывают страх. И теми, и другими легко манипулировать. Террор - это тайная война.
Пример из истории: в 1905 году Япония вела войну с Россией, на дестабилизацию которой выделялись большие деньги. Но спусковым крючком революции 1905 года стало «кровавое воскресенье». Народ повели к Зимнему дворцу, к царю. Мальчишки 13-15 лет, бывшие в боевой организации, залезли на деревья и фонари и стали стрелять из револьверов в сторону дворца, когда туда подошла толпа народа. Войска в толпу не стреляли, а дали залп вверх. Но в толпе возникла паника - люди повернули назад, давя друг друга. Потом появились листовки - царские войска расстреляли народ у Зимнего, Николай II получил прозвище «Кровавый». В этом же январе грянула Первая русская революция, а война с Японией завершилась Порт-смутским миром, по которому Россия уступила ей южную часть Сахалина и арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу. Цель оправдывает средства. Терроризм не сейчас стал бизнесом.
Проплаченные бренды
- Одно из событий, потрясших Адыгею, - отъезд нескольких молодых семей в Турцию в поисках «истинной веры». Как быть с теми, кто уезжает?
- Если уехать просто жить за границу - пожалуйста, мы живём в демократической стране. Если пополнять ряды ИГИЛ - это совсем другое дело. Почему в Израиле сносят дома семей боевиков? Чтобы знали, что семья останется без крова и помощи государства, семья будет в ответе за преступления. К боевикам приходят по разным мотивам. Есть обиженные, разочарованные, мстящие, а кто-то видит определённый карьерный рост, возможность заработать. Террор - это индустрия, которая держится на законах экономики и брендовых именах и событиях. Брендом «Аль-Каиды» был Бен Ладен. Под бренд дают деньги. Не стало бренда, рейтинг движения пополз вниз, уступив место ИГИЛ.
Как Столыпин в своё время ликвидировал терроризм в России? Вместо суда присяжных ввёл военно-полевые трибуналы, перекрыл все каналы «подпитки» извне, всех террористов ждала виселица. Это позволило предотвратить экономический кризис в России 1907 года, а дальше пошёл экономический подъём. В борьбе с терроризмом не надо бояться непопулярных мер.
- Стоит ли сегодня опасаться террора?
- Надо мыслить шире, дальше «своей хаты с краю». Повторю: терроризм - это бизнес. Сейчас Россия хочет выйти из-под влияния Запада, изменить Конституцию, навязанную в 90-е годы извне, приобретает независимость. Второе: Россия «отвязывается» от доллара. Чем закончил Каддафи и его страна, когда они попытались продавать нефть за евро? Есть ли у нас предпосылки, чтобы была дестабилизация в стране? Они уже существуют.
Но в это же время идёт сокращение в рядах полиции и основная задача по антитеррору возложена на частные охранные предприятия. Но все ли охранники соответствуют стандарту? Вопросов много. Но на авось сегодня жить нельзя.
2 сентября 2015 год. Передача на радио «Эхо Москвы».
Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте, это программа «Клинч». В эти дни мы вспоминаем жертв трагедии в Беслане, 3 сентября в России День солидарности в борьбе с терроризмом. Страшные события в школе №1 в Беслане произошли 11 лет назад. 1128 заложников, 334 погибших. После этого в стране еще были теракты, и не раз, может быть, не такие масштабные, но от этого не менее страшные. «Как власти борются с терроризмом», чем отвечают на этот вызов и эффективна ли эта борьба? – об этом сегодня в студии спорят Геннадий Гудков, полковник ФСБ в запасе и Алексей Филатов, вице-президент Международной ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».
Г.Гудков― Сказать, что государство не борется или ничего не делается, это было бы неправдой — я все-таки политик-реалист. Но сказать, что это делается особенно эффективно, не могу. Поскольку, несмотря на то, что сам участвовал в работе по изменению российского законодательства, помню все эти теракты, помню, что было после них, что было до них. Сегодня, по большому счету, наша система наделена всеми полномочиями, огромной переработке подверглись законы об экстремизме, к сожалению, там перегнули палку очень серьезно. Много было внесено поправок в закон о терроризме – там тоже постарались, вложили душу, там роль и пособников прописали, и зарубежные операции, и ввели всякие сомнительные запреты на оправдание терроризма – и не с точки зрения смысла, а сточки зрения формы. Приняты серьезные поправки к УК, прописано много новых статей в отношении организованной преступности, образовано огромное количество организаций, которые должны каждый чих, каждый шаг контролировать, и всякие финмониторинги, ликвидировали банковскую тайну, и сегодня нет шифровки связи – она открыта для спецслужб, для любой прослушки. И абсолютно сегодня полностью записываются все телефонные разговоры, переговоры, различные мейлы, почта, и тому подобное. Тем не менее, не вижу, чтобы мы достигли серьезного перелома. Да, снизился уровень террористической активности в центре России, хотя, к сожалению, это иногда и происходит, но, тем не менее, уровень террористической активности на Кавказе по-прежнему остается неприемлемо высоким. Там действует достаточно много – я много раз бывал на всяких докладах наших руководителей спецслужб, — достаточно много групп, которые действуют достаточно уверено, оснащены, экипированы, имеют достаточно большую эффективность и в любой момент могут нанести удар. Поэтому говорить о высокой эффективности государства я бы не решился.
А.Филатов― Геннадий противоречиво немножко изложил тему, — вроде, с одной стороны, неэффективно, но есть статистика, и вы это сами подтверждаете, говорит об обратном. Например, со слов г-на Патрушева в 2013 г. у нас упало количество террористических актов и акций на 30%. По словам Бортникова, в 2013-м году, уничтожено 130 боевиков, из них 21 главарь бандформирований. Предотвращено 38 терактов. Упало, по сравнению с 13-м годом, на 50%. И это на самом деле такая статистика. С другой стороны, есть данные госдепартамента США, которые тоже берут из экспертов университета США. Мэриленд, — в 2013 г. в мире количество терактов увеличилось на 40%, в 2014-м — на 35%, и на 81% увеличилось количество жертв этих терактов. При этом они же подтверждают, что число терактов в России уменьшилось. Мы хорошо начали сегодня тему – что сегодня, после 11 лет страшнейшей трагедии, которая произошла тогда в школе Беслана. И надо сказать, что за эти 11 лет были теракты, они были и в столице, но по такой организации, по такому масштабу, по такой силе обратной волны СМИ, которая, в принципе, основная задача теракта – это поднять эту серьезную волну, всколыхнуть, чтобы люди испугались, почувствовали неуверенность во власти, — таких терактов больше не случалось. И это говорит само за себя. Но я хотел сказать, в чем сейчас эффективность, небольшую военную тайну расскажу. Последние 3-4 года наши спецслужбы – что касается спецслужб. Потому что борьбу с терроризмом можно разбить по всей ветке власти, начиная от первого лица и заканчивая последним солдатиком в боевом оцеплении проводимой операции. Так вот мы поменяли тактику. Мы не ждем акта, а потом расследуем постфактум, что произошло, где они встретились, кто еще был в кругу замешан и пытаемся потом отстричь эти щупальца. Сейчас работа идет напряженнее. То есть, сейчас задача такая – не дать этому бандподполью ни секунды, ни минуты продыху. То есть, постоянно долбить их в их землянках, в их зеленых насаждениях, где-то на каких-то съемных квартирах. Не давать им возможности немножко расслабиться, сосредоточиться и подготовиться к очередному теракту. Поэтому количество обезвреживаний их достаточно много, оно, можно сказать, идет планово. Но это специальная тактика, чтобы не дать им поднять голову и не дать возможности подготовиться к Беслану.
Т.Фельгенгауэр― Геннадий Владимирович, согласны, что эта профилактическая работа, пусть она иногда влечет за собой какие-то жертвы, эффективна и правильна?
Г.Гудков― Давайте все-таки определим предмет спора. Пресечение терроризма и борьба с терроризмом это разные вещи. Когда уже есть теракт или вооруженная группа, там вступают в действия боевые подразделения, в большей степени они действуют профессионально, подразделения подготовлены, и к ним претензий нет, — например, те же офицеры «Альфы», «Вымпела» это ребята, к которым кроме уважения, никаких других чувств не испытываешь. Но мы говорим не только о пресечении терроризма, мы говорим об источниках терроризма, а эти источники продолжают не только оставаться, а продолжают даже укрепляться, что я имею в виду – что терроризм в нашей стране, как во многих странах, опирается на идеологи. Возьмите тот же ИГИЛ. Какая идеология? – идеология экстремистско-религиозного плана — ваххабизм, и так далее. Я задаю вопрос – какова роль ислама сегодня, в том числе, российского, в отмежевании от этих преступлений, совершенных от имени ислама? И я очень много об этом говорю и пишу. Ислам молчит. Даже нелюбимый мною Кадыров иногда заявляет, что это сделаны шайтаны, и это никакого отношения к исламу не имеет. А все остальные, кому положено каждый день об этом заявлять и разоблачать, вести идейную борьбу, молчат. В результате что происходит? — я вот Алексею тоже открою военную тайну, — по всей стране возникают подпольные, полуподпольные, такого очень на грани фола, религиозно-экстремистские структуры, которые пока еще не превратились в боевиков, но уже ведут достаточно активную пропаганду и им противодействия государство не оказывает. Более того, боевики сами понимают, кто им угрожает – посмотрите, сколько убиты муфтиев, которые изобличали их не как «воинов ислама», а как предателей ислама. Вот с этими муфтиями и разбирались. И государство в данном случае не выполняет своей роли по защите и охране этих муфтиев. Поэтому идейную борьбу здесь мы проигрываем.
А.Филатов― Я не совсем согласен. Когда я сказала про военную тайну – мы профилактируем таким образом, не даем им объединиться. И нельзя сказать, что произошел захват заложников или теракт, а мы его расследуем. Еще раз говорю – есть статистика, которая говорит об уменьшении. И это не я вас просил сказать, вы сами сказали, что у нас эти акции переместились в северокавказский регион, у нас в центральной части они не происходят. Вы сами себе лукавите. Теперь говорите, что оказывается, у нас на каждой улице, в каждом доме есть такая секта. Я в принципе не согласен с вами, что ислам это самое большое зло в плане терроризма. Думаю, что любые националистически силы — в последнее время это стало модно, — берут на вооружение именно методики борьбы с помощью проведения терактов. Я давно уже говорю, что терроризм это, в общем-то, такой бизнес уже. И сейчас, когда происходят какие-то теракты даже на Северном Кавказе, там уже тяжело отличить, это на самом деле терроризм, или это какая-то преступная группировка, решая какие-то, прежде всего, свои экономические, финансовые цели, «разделяй и властвуй» проводит для того, чтобы подмочить репутацию местной власти, чтобы центр дал по башке и поменял эту власть, для того, чтобы экономические свои приоритеты выиграть. Это просто методику уже берут любые преступные группировки, хорошо организованные.
Г.Гудков― Согласен с тем, что терроризм это крайняя форма экстремизма, она может быть национальной почве и на религиозной. К сожалению, большая часть сегодняшнего терроризма построена на базе радикального ислама, или это исламистские группировки, к сожалению. Но не в этом дело, а в том, что статистика не должна обманывать. Надо понимать, что угроза терроризма в стране не устранена. Она не устранена ни идеологически, ни организационно. Не устранена тем, что сама система, которая с ней борется, коррумпирована. Коррумпированы органы власти, которые позволяют снимать квартиры, сделать документы, легализовываться, отмазываться, которые позволяют все, что угодно. Коррумпированы системы МВД до очень серьезной степени, что позволяет уходить от всяких кордонов, перехватов, блокпостов. Что, Алексей, вы не знаете, сколько нужно заплатить, чтобы проехать блокпост из Чечни или Дагестана? Все знают тарифы. Если нет, можно в следующий раз пригласить местного жителя, он нам все расскажет, — за сколько можно без документов, хоть с чертом и рогами проехать все эти блокпосты. Поэтому сама угроза терроризма не устранена. Да, есть определенные успехи, крупных терактов в Москве нет. Но вспомним совсем недавно Волгоград, Пятигорск, рейд по Грозному, который считался оазисом тишины и спокойствия, что происходит в Дагестане, вспомним, что у нас происходит под Кремлем – у нас теракт в отношении политического деятеля, Бориса Немцова, — это, же теракт, это не Немцову мстили, а посягали на основы. Поэтому угроза терроризма существует. Она может быть сейчас пока как бы чуть-чуть попритушена, пригашена, но в целом проблемы остаются, и они очень серьезны, они отложены, и рано или поздно, прорвутся в какую-нибудь беду.
Т.Фельгенгауэр― А то, что меняется законодательство – подсудность, никакого суда присяжных для террористов, — эти меры, про которые говорит Геннадий Гудков, что палку перегнули, — на ваш взгляд, отпугивают, или наоборот, провоцируют?
А.Филатов― В России есть такая поговорка: «вам с шашечками, или ехать?» Понимаете, когда происходит какой-то теракт, сразу говорят: силовики вообще ничего не могут, они во всем виноваты. Хотя мой тезис: мы давно находимся в состоянии войны. Давно. А на войне, знаете, да, стреляют, убивают. Я так вам скажу, что еще, наверное, ни одной стране в мире не удалось полностью, как бы ни хотел Геннадий, полностью уйти от проблемы терроризма. Ни одна страна, ни одна силовая структура не может сказать, что в нашей стране терроризма нет и не будет. Норвегия, Франция, Англия, Америка, — уж на что. Поэтому говорить, что у нас есть какие-то основы для будущего терроризма — да, но статистика вещь безукоризненная. Есть статистика, и мы видим, что она уменьшается. Значит, «правильным путем идем, товарищи». Я вспоминаю, например, такую инициативу, которая много обсуждалась, она была брошена и ее поддержали — уничтожать например, жилища по израильскому сценарию челнов семьи террориста. Да, нельзя, да, это, может быть, неконституционно, не по-человечески, да, отец за сына не отвечает, — но работает. Понимаете, в Израиле работает и, наверное, у нас эти инициативы, в том числе, возможность тотальной прослушки, наверное, работает. Давайте все-таки общество определится: мы готовы погибать в метро, готовы погибать в аэропортах, но чтобы у нас частная наша жизнь была вне всякой возможности прослушать? — вопросов нет. Коррупция есть везде, и нет ни одного органа, в том числе силового, который мог бы эту коррупцию полностью изжить и от нее уйти. Я всегда говорю — в МВД, ФСБ, те же самые люди, которые в здравоохранении, и педагоги. Это те же самые люди, которые с нами за одной партой в школе учились.
Г.Гудков― Алексей поднял важную тему свободы и безопасности. У нас сделан крен на свободу, у нас бюджет спецслужб и правоохранительных органов больше, чем военный — там тратится более 3,5% ВВП, — ни одна страна мира не тратит столько, ни одна страна мира не имеет столько силовых структур, такую их численность. Ни одна страна мира не имеет такого произвола в отношении прав граждане, в том числе, прослушки. Причем, это используется не только, и не столько для борьбы с преступлениями. Сколько для борьбы с оппозицией, и мне это очень хорошо известно. Что касается стран – есть множество примеров более эффективного подхода к решению террористической проблемы. Например, Великобритании удалось полостью снять проблему Северной Ирландии. Ольстера. В США, как мы знаем, произошел крупнейший в мире теракт, когда были уничтожены башни-близнецы. Потом десятилетие не было терактов, потом произошел взрыв на Бостонском марафоне и он был моментально расследован. Грубо говоря, за 15 лет США показали, как можно бороться с терроризмом. У них, при населении в 320 млн, при огромном потоке мигрантов, в том числе, неконтролируемых мигрантов, произошло два теракта, которые были моментально раскрыты и виновные предстали перед судом. Есть много других примеров, та же Испания решила проблемы с радикальными элементами, и так далее, — могу перечислять. Поэтому если мы хотим сказать, что мы первые и самые лучшие, наверное, это не совсем так. Почему раньше было больше терактов, и мы не должны тут успокаиваться? – потому что раньше был развал системы в целом, как таковой – силовой, спецслужб. И тогда были эти массовые теракты. Сейчас много сделано для укрепления системы, она стала чуть лучше, тем не менее, эффективность государственных мер очень низкая, и теракты продолжают быть просто регулярной статистикой наших всех сводок и сообщений – 2-3 человека погибло, и никто уже на это внимания не обращает – это где-то далеко.
А.Филатов― Геннадий, по-моему, это все слова: да, стало лучше, но не очень сильно. Еще раз повторяю – есть цифры, есть статистика. По поводу самого большого количества полицейских и силовиков на душу населения, здесь есть страны-лидеры – скажем, Белоруссия. И в Корейской народной республике демократической немного по-другому с оппозицией борются, поэтому не надо на нас говорить. Не надо говорить на Россию, что мы лидеры. Мы не лидеры, мы, конечно, во главе, но не первые. Что касается США. Знаете, к сожалению, возможности, в том числе, по прослушке и вторжению в частную жизнь у американских спецслужб намного мощней, чем у нас – к сожалению, это просто связано с развитием их электронных средств связи, перехвата, возможности обработки этой информации. Поэтому, может быть, в том числе, они не очень-то с оглядкой смотрят на свободы и права граждан, и, наверное, граждане с этим соглашаются, особенно, после башен-близнецов. Наверное, поэтому и более эффективно у них получаются. Ну и плюс эта отдаленность, эти моря и океана, которые граничат всего лишь, — ну, я имею в виду, что это отдельный материк, у них нет Кавказа, нет Ближнего Востока.
У них своя немножечко история, государственная история. Вы правильно сказали, что 20 лет назад, в то время, когда вы были чекистом, если не ошибаюсь, наша система рухнула. Вы как раз закончили служить, а я в 1992 г. пришел в группу «Альфа». Могу сказать, что у нас состояние было приблизительно как на войне, в первые годы войны, когда один автомат был на троих.
Т.Фельгенгауэр― У меня вопрос про общественный контроль. Насколько важно доверие общества власти, потому что, наверное, это дело, в первую очередь, политическое.
Г.Гудков― Да, тут важный вопрос сочетания свобод и безопасности. Могу сказать, что, к сожалению, у нас сегодня абсолютно бесконтрольны спецслужбы, у нас нет никаких механизмов контроля, кроме формального прокурорского надзора, не существует. Я в Госдуме пытался посвятить этому заседание Комитета безопасности, поскольку там растет число несанкционированных прослушек и никто это не контролирует. Но я там встретил такое сопротивление, как будто я пытался миллиард долларов себе в карман положить. Контроля нет абсолютно никакого. Мы видим количество дел, которые идут по незаконным методам, — посмотрите «сливы» в «Лайф.Ньюз», и так далее – просто прямой «слив» прослушки, вскрытия электронной почты. В США действительно есть больше технических возможностей, у них более развита эта система. Но у них огромный контроль. Я изучал этот контроль с конгрессменами и сенаторами в США, как у них это построено. Остается только позавидовать. Более того, США, несмотря на мощнейший теракт в Нью-Йорке, отменили «Особый акт», который давал большие права спецслужбам – его недавно отменили. То же самое по Великобритании, когда они работали с Ольстером, я был в Скотланд-0Ярде, мы разговаривали по их опыту, что они сделали? – когда у них сократили судебную процедуру, сократили присяжных в судах, они сделали специального уполномоченного по правам человека с огромными полномочиями, вплоть до отстранения силовиков от должностей. Они этим компенсировали закрытость и особую процедуру судебных процессов. То есть, везде, где боролись с терроризмом, всегда отделяли преступников, мерзавцев и негодяев от тех людей, которые могли попасть под раздачу. Таким образом, они достигали гражданского консенсуса, опираясь на большую часть населения, которое, конечно, терроризм не поддерживает.
А.Филатов― Есть несколько таких столпов, на чем зиждется терроризм. На самом деле я всегда говорю – знаете, работа спецслужб это уже как скальпель хирурга, это уже постфактум. А на самом деле есть основные предпосылки. Первое, конечно же, — финансы, второе – живая сила, люди, и третье — руководители бандподполья, в том числе, могут быть даже какие-то эмиссары, для подрыва государственного строя, в том числе. Много сказано, каким образом делать так, чтобы среди молодежи было меньше безработицы, чтобы у каждого молодого человека была какая-то цель, свет в конце тоннеля. Но я хочу вам сказать – есть пример у нас под носом — Чеченская республика. Хоть, в общем-то, и бывают там – изредка, я считаю, по сравнению с тем, что было раньше, — какие-то вылазки террористов. Хотя их можно уже квалифицировать по-разному – то ли это оргпреступность, выяснение экономических коллизий, то ли это на самом деле терроризм. Так вот Чечня это реальная вещь. Я помню, последний раз я там с автоматом в руке был в 2002 г. И со старожилами разговаривал, будучи в Грозном, смотря на эти развалины, спрашивал – вообще когда-то это здесь кончится? И мне все в один голос говорили: никогда. В последний раз я побывал там два года назад, откровенно сказать. Можно сравнить с Арабскими Эмиратами. И даже сейчас, когда у нас в стране кризис, это одна из немногих территорий – да, вы улыбаетесь, Геннадий, думаю, будете сейчас говорить про то, как центр финансирует Чечню, — но это одна из тех немногих территорий, которая показывает хорошие экономические результаты – по открытию нового бизнеса.
Т.Фельгенгауэр― То есть, это реальное улучшение?
А.Филатов― Да, чем меньше безработных молодых людей, чем больше они заняты, — они создают семьи, рожают детей, у них есть конкретный план на жизнь и их уже никаким сладким калачом и пряником не заманишь в лес.
Т.Фельгенгауэр― Геннадий Владимирович, можно ответ на тот же вопрос, про предпосылки терроризма?
Г.Гудков― Думаю, что социальная неустроенность является фактором, но не ключевым. Потому что бедность была всегда, а терроризм появился только за последние 150 лет – тот, который мы знаем. Гораздо большую роль здесь имеет разрушение морали и нравственности, разрушение каких-то принципов. Как можно в стране, полостью коррумпированной, которая разворована чиновниками, у которых из воздуха возникают миллиардные состояния, как можно говорить о какой-то нравственности и служении отечеству, — когда мы видим, что творит наша знать, когда мы видим часы у кого-то из должностных лиц, равняющихся годовой зарплате президента США? Конечно, у нас идет грубейшее нарушение прав человека, безусловно, и это тоже серьезный фактор. Я сам тоже был неоднократно в Чечне, знаю, как наш представитель Руслан Кутаев был пытан и бит прямо в администрации президента — и потом, с фарсом под названием судебный процесс, отправлен в колонию. Судов нет, нет нормальных институтов надзора за законом. Вы говорите про Чечню, но мы видим сейчас на стадионах вооруженных людей, которые подчиняются, почему-то, главе органу государственной власти, губернатору, грубо говоря. Почему такое? Есть монстр внутренних дел, министр обороны, есть представители спецслужб – это федеральные структуры, и снизу доверху любой служащий подчиняется министру внутренних дел, а никакому не губернатору. Мы что, не видим, что там бесконтрольная ситуация, и если там что-то удерживается в той же Чечне, то удерживается силой оружия. Да, конечно, Грозный отстроен, особенно красиво выглядит его центральная часть, — я это признаю, я там был. Но это совершенно не Эмираты. Там еще раз подчеркну, идет финансирование республики на 90%, и при этом мы совершенно не контролируем, что там вообще происходит, те процессы, что такое терроризм? Это крайняя форма радикализма. Если у нас есть радикализм везде, значит, обязательно будут и его самые жуткие проявления в виде терроризма.
А.Филатов― Я помню, после Буденновска 995 года, а уже после «Норд-Оста» в 2002 г., была четко и жестко поставлена задача, спецслужбам, по крайней мере, — когда я был в погонах, у нас такая задача стояла, было такое соцсоревнование – кто их больше поймает, этих шайтанов. Была задача по уничтожению всех руководителей бандподполья — Басаев, Доку Умаров, Радуев, Бараев, Хаттаб. Вы сейчас можете сказать хотя бы какую-то фамилию на слуху у бандподполья, чтобы пользовался подобным авторитетом у людей, которые еще скрываются там? А о чем это говорит? О том, что задача выполнена и практически единого руководимого центра нет.
Г.Гудков― Вы частично правы, но дело в том, что его и не было как такового, центра, уже после 2000-2002 года. В том-то и дело, что если бы был центр, то можно было бы договариваться, вести опосредованные переговоры. В том-то и дело, что терроризм на Кавказе очень сильно фрагментирован, и самое страшное, что взамен, — знаете, как у Змея-Горыныча отстреливают одну голову, или отрубает топором Иван-герой, — а там вырастают три новых. Я разговаривал с вашими коллегами, которые служат сейчас и служили, — если раньше процесс подготовки смертника занимал полгода, то сейчас, как меня уверяют те же сотрудники МВД и рабочих подразделений, это время сократилось в два-три раза. Да, может быть сейчас нет таких ярких имен и фамилий, которые, между прочим, были подготовлены нашими же спецслужбами – все люди, которые были сейчас перечислены, прошли спецподготовку в Одинцово и Балашихе, но это неважно. Сейчас, может быть такого звена нет, но это все равно не снижает, не решает проблемы. Есть другие имена, будут другие позывные, будут другие Хаттабы – к сожалению. А то, что мы с вами говорим, что там есть какие-то – конечно, если бы мы с вами не тратили 3,5% ВВП, мы бы вообще ничего не добились. Но тогда, думаю, и правительства не было бы, да и не только правительства. Если мы говорим о ситуации в том же Дагестане – ну что, мы не знаем о гигантском потоке обналички, который идет через Дагестан? Мы не знаем о задержаниях в наших аэропортах, Внукове и Шереметьеве с чемоданами наличных денег? Эти же деньги, в которых участвуют те же самые власти и сотрудники, они же попадают в бандформирования. Сейчас у бандформирований нет проблем с деньгами, а почему — пошли большие деньги туда, пошли в виде пособий по безработице, и так далее. И часть этих денег – они, типа по бизнес-схемам, перекочевывают в карманы тех, кто ведет террористическую деятельность. И деятельность эта, в том числе, начинает перемежевываться с зарабатыванием денег, коммерческой деятельностью.
